Рида? Кто нас сдал? Только не говори снова про свои связи…
Он усмехнулся мне в волосы, и прижал к себе еще тесней, да так, что стало трудно дышать. Одна горячая ладонь скользнула мне под рубашку и мягко легла на живот.
— Зря ты меня разбудила…
— Я жду.
— Обязательно расскажу, — прошептал он, гладя пальцами второй руки мою шею, — сразу же, как только ты станешь моей.
Я сглотнула, и он это почувствовал.
— После свадьбы, малыш. В этот же день. Обещаю.
— Неужели это настолько конфиденциальная информация? — протянула я, не скрывая разочарования.
— Ты даже не представляешь насколько.
Он поцеловал мою макушку и жадно вдохнул, посмеиваясь над моей реакцией.
— И всё это ты… Кто бы мог подумать…
— Кто бы мог подумать…Что?
— Что я полюблю дочь своего злейшего врага.
Я напряглась, стараясь абстрагироваться от обнимающих меня рук.
— Чем тебе насолил мой отец?
— Расскажу обязательно, но потом, когда надену кольцо тебе на палец.
Угу, и сунешь чип под кожу… Хотя, наверное, такой будет слишком просто вытащить, и внедрят его куда глубже… Я сжала зубы.
— Чего ты боишься? Что я могу растрепать твои секреты? Кому?
Настойчивая рука скользнула выше, коснувшись груди.
— Ничего. Я не боюсь ничего, кроме того, что снова могу тебя потерять.
Я тяжело вздохнула, положив свою ладонь поверх его, препятствуя дальнейшему продвижению.
— Неужели ты не понимаешь, что это ненормально? Это не по-настоящему. Всё, что ты испытываешь ко мне — это ложь!
— Для тебя, возможно. Но не для меня. Ты — мое наваждение с тех самых пор, как я впервые тебя увидел. Помнишь?
Меньше всего сейчас хотелось предаваться неприятным воспоминаниям. Но хитрый Лют повернул разговор так, как выгодно ему, уводя меня от опасной темы.
— Угу, только тогда я не знала, чем для меня это обернется.
Мой затылок согрело горячим дыханием.
— Прости, иногда я бываю настоящим чудовищем.
Не то слово…
— Ты считаешь, что одного прости будет достаточно после всего, что было?
Снова тяжелый вздох, и теплые пальцы на моей щеке.
— Нет, недостаточно.
Убрав руку с моего лица, он потянулся куда-то в сторону, и мне вдруг стало холодно оттого, что его теплое тело отстранилось. А потом я почувствовала, как на мой палец надевают кольцо.
Глава 18
Это был дубликат его собственного кланового кольца. Правда, размером раза в два меньше. Но всё равно, надетое на мой безымянный палец, выглядело оно достаточно громоздко.
Я ощутила вес чужого украшения и поняла, что не хочу носить ничего, связанного с этим мужчиной. У меня и так уже есть шрам…
— Разве тебе не нужно мое согласие? Или ты, как всегда, решил всё сам?
Лют медленно развернул меня к себе, и я увидела его хмурый взгляд. Серые глаза внимательно оглядели мое лицо, затем недоверчиво переместились на поджившую уже метку, видневшуюся в вороте рубашки. Я усмехнулась.
— Что? Я не должна себя так вести? Ожидал покорную овечку? Неужели тебе этого достаточно?
— Отнюдь, — отозвался тот, — будь любой, какой захочешь. Главное, чтобы была рядом.
Рядом, я сказал!
Отстранившись, я закрыла лицо руками. Ненадолго, просто стараясь немного успокоиться.
— Ничего не выйдет, Лют.
— Это я уже слышал.
Слышал, да не услышал.
— Ничего не выйдет, — повторила я, отнимая руки от лица, — с меткой или нет, я никогда не смирюсь с таким положением дел. Ты можешь покрыть меня ими с ног до головы или надеть по кольцу на каждый палец, толку от это не будет. Главные шрамы, те, которые ты мне поставил, — они внутри, и никогда не заживут, как и не позволят забыть твоих поступков. Мы никогда не будем вместе. Смирись. Всё, что ты делаешь — отчаянные попытки потерпевшего кораблекрушение построить из обломков корабля точно такой же новый. Так не бывает, Лют.
Он помолчал, стиснув зубы. Я видела, как замерли под натянувшейся кожей напрягшиеся мышцы.
— Почему? Потому что всё началось не так, как тебе бы хотелось?
Я прикрыла глаза, борясь с желанием схватить его за загривок и хорошенько потрясти.
— Потому что ты монстр. Эгоистичный, самовлюбленный и беспринципный монстр.
— Без этого в нашем мире не выжить…
— И потому обязательно быть монстром даже с той, кого любишь? Ты хищник, а я всего лишь ускользнувшая добыча. Вот что это, Лют. Инстинкт — не любовь.
Он вздохнул и поднялся с подушки, усевшись на кровати, а потом подтянул меня поближе и усадил к себе на колени.
— Ты просто пытаешься убедить в этом саму себя. Разве ты меня не любишь? Любишь, просто боишься в этом признаться. Заигралась…
— Мне тебя просто жаль. Ты всего лишь раб инстинктов с запрограммированным влечением, и никак не можешь принять того, что я просто не хочу быть с тобой.
Он снова сжал зубы, играя желваками.
— Стерпится — слюбится, Лили. Даже если яд не действуйте на тебя так, как следует, у тебя просто нет выхода…
Я едва не застонала. Ну вот как с ним разговаривать? Он меня просто не слышит! Лют легонько погладил меня по щеке, чуть коснувшись губ кончиками пальцев.
— Спи, малышка. Завтра будет большой день, и я не хочу, чтобы ты была грустной.
Что и требовалось доказать… Ему всё равно. Всё, о чем он думает, это только он сам и его хотелки. Нужно бежать, и прямо сейчас. А для этого следует быть хитрой и беспринципной, такой же, как и Лют Стужев.
Вдох — выдох. Подняв голову, я встретилась с ним взглядом и выдавила из себя некое подобие улыбки. Хотя, наверное, получился скорее оскал.
— Итак, кольцо надето. Я услышу нужную информацию? Ты обещал.
— Ты неисправима, — усмехнулся он.
Кто бы говорил…
— Давай завтра, сейчас тебе нужно поспать.
Большой день. Да, я помню. Но в моих планах было не допустить этого любой ценой.
— Что мне нужно сделать, чтобы это услышать? — выдохнула я, удивляясь лёгкой хрипотце в собственном голосе.
Его брови поползли вверх. Мужчина явно уловил резко изменившееся настроение, и теперь не знал, насторожиться или же обрадоваться. И после недавней темы он выбрал первое. Но это только пока.
— Поспать. А завтра я всё тебе расскажу.
— А если я тебя поцелую, расскажешь?
Светлые глаза зажглись янтарным огнём.
— Не играй со мной, Лили. Последствия тебе не понравятся.
Разве может быть хуже, чем сейчас?
— Расскажи…
Он молчал долгую минуту, испытующе разглядывая в темноте мое лицо, а потом смягчился.
— Поцелуй.
Зря я это затеяла.
Но осознание пришло слишком поздно. Тогда, когда я уже не могла сопротивляться. Тогда, когда
