Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
На нарах валялись какие-то вещи, и Лиля очень удивилась, когда сообразила, что это ее одежда. Почему-то она вся была порвана или разрезана. Из куртки во все стороны лезла белая волосатая подкладка. При виде этой подкладки Лилю чуть не стошнило. Тут же валялся ее ботинок, тоже искромсанный, и она с отвращением швырнула его на пол к раздавленному трупу ее мобильного телефона. Вишневая лакированная сумка, стоимость которой так развеселила Таню, теперь состояла из трех… нет, из четырех частей. Разных по форме и размеру. Джинсы располосованы на длинные узкие полоски.
Лиля с удивлением посмотрела на свои голые грязные ноги, а потом оглянулась на приемничек. Он не исчез. По-прежнему стоял на столе.
На гвозде рядом с печкой горбились какие-то вещи. Лиля стащила их и посмотрела – ватные штаны, телогрейка и брезентовое сооружение с капюшоном. Лиля мигом натянула штаны и телогрейку, от них крепко несло гарью, рыбой и еще чем-то, затянула брезентовую веревку на поясе, застегнула все пуговицы на телогрейке и даже засмеялась от счастья.
У нее есть печка, дрова, телогрейка и штаны. Так просто ее не возьмешь.
Еще у нее есть чайник. Если, допустим, держаться одной рукой за дверь, чтоб не потеряться в пурге, можно нагрести в чайник снега, и тогда у нее еще будет кипяток – попить.
Лиля подхватила чайник, отвалила от двери чурбак, решив ни за что не отпускать его деревянную спасительную шероховатость, стала на четвереньки и, жмурясь и отворачиваясь от ветра и метели, стала одной рукой грести снег. Чайник она зажала между коленей. Она не знала, сколько времени прошло, много или мало, но вскоре поняла, что больше не может: холод жалил ее, и руку, и ноги она опять почти не чувствовала. Она ввалилась обратно в свой рай, приперла дверь чурбаком, сунула чайник на печку и вытерла лицо.
На столе стоял приемничек под названием «Пионер».
Его нельзя включать – вдруг он заработает? Если так, она не справится с собой.
Она будет слышать голоса и ни слова не сможет сказать в ответ, и паника вырвется и убьет ее. Никак нельзя, чтобы ее убила паника, после того как ее не убили ветер и холод. Они сделали бы это… красиво и быстро.
А паника будет терзать и мучить ее долго.
Лиля подошла к столу, задевая головой потолок. За шиворот сыпалась труха, зато там не было никаких снежных пауков.
Она взяла бутылку с зеленой, криво приляпанной бумажкой, жидкость плеснула внутри. Лиля отвинтила крышку и понюхала. Сомнений не было никаких, она зажмурилась и глотнула. Раз, другой, третий.
На той планете, с которой принес ее звездолет, она непременно закашлялась бы, слезы выступили бы на глаза, она стала бы хватать себя за горло и дышать открытым ртом.
На этой планете она крепко вытерла рот рукавом телогрейки и громко сказала:
– Спасибо! – тем, кто оставил здесь водку, спички, дрова, телогрейку, свечку.
Тем, кто оставил Лиле Молчановой жизнь.
Хотя бы на какое-то время.
Потом она решительно включила приемник.
Никакой паники не будет. Лиля Молчанова просто вытолкает ее вон из своего убежища. Если ей предстоит еще какое-то время пожить до смерти – она будет жить с музыкой. В прямом смысле этого слова.
– В эфире радио «Пурга» и Олег Преображенцев.
Лиля села на нары.
– Я хочу повторить главную сегодняшнюю новость. Пропала моя соведущая Лилия Молчанова, вы все ее прекрасно знаете по нескольким программам, которые мы провели вместе. Если вам что-нибудь известно о ней, звоните нам, пограничникам или по любому из дежурных телефонов. Нам обязательно передадут. Лиля, если вдруг ты меня слышишь…
– Я тебя слышу отлично, – негромко сказала Лиля в землянке.
– …позвони немедленно.
– Я не могу позвонить, Олег.
– Мы тебя ищем. Мы тебя найдем. Держись, где бы ты ни была.
Она вдруг увидела его – в наушниках, перед микрофоном. Желтое от загара остроугольное лицо, узкие глаза.
– Ровно в пять, как обычно, новости, а сейчас песня «Кажется» группы «Ума Турман». Вы помните, дорогие радиослушатели, мы договорились, что сегодня я ставлю ее каждые полчаса на тот случай, если Лилия Молчанова нас слышит.
«…Я помню черные края этой безды. Я слышал пение живущих там вечно. Я понял, что слова теперь бесполезны, я видел небо – оно бесконечно. Кажется, никогда нам на планете этой не встретиться, просто рукой махнуть – и голос почти не слышен. Просто: «Пока, пока!» – и молча пойду я вниз по лестнице. Может, когда-нибудь музыка станет тише».
Минут за двадцать до окончания эфира в студию влетела Алена. Преображенцев сдернул наушники:
– Что?!
Она покачала головой. Никаких новостей – из тех, что он ждал, – хотя к поискам подключились военные. Впрочем, толку от них мало – где искать? Город обшарили от чердаков до подвалов, а дальше?..
– Там к тебе пришли. Точней, приехали. Ты бы спустился.
– Кто приехал?
Алена взглянула на него:
– Родственники. Из тундры. Хотя, может, они тебе и не родственники.
У Олега Преображенцева похолодел затылок. Если к нему пришли люди из тундры, значит, знают об… охоте. Пришли предупредить или сообщить что-то.
Он быстро расставил метки, выбирая и рассчитывая по времени песни – чтобы эфир докатился до финала без него.
– Попрощаться за тебя? – предложила Алена.
– Как хочешь. – Ему стало все равно.
– Олег, – окликнула она, когда он был уже у двери, над которой полыхала надпись «Микрофон включен». – Если они что-то знают… и тебе скажут, позвони сразу же. Ладно?
Он кивнул.
– Ромка внизу, – сообщил попавшийся в коридоре Шахов. – Слушай, а кто это? И чего их принесло в пургу?
Преображенцев напялил куртку и бегом бросился вниз по широкой и тихой лестнице, напоминавшей такую же на речном вокзале. Привычный, цивилизованный, «радийный» мир остался позади.
Ни черта не помогла цивилизация. Спасовала. Не справилась.
И вместе с ней спасовал и не справился он, Олег Преображенцев.
Возле подъезда «Пурги» в синем свете уличного фонаря стояла нарта, запряженная восемью собаками. Девятая лайка, запасная, была пристегнута прямо к нарте, а не к главному потягу – значит, упряжка пришла издалека. Собаки стояли и сидели спокойно, только жмурились от ветра, выставив вперед короткие мохнатые уши, чтоб не попадал снег. Возле нарты топтались Ромка Литвиненко и невысокий человек в капоре, отороченном росомашьим мехом, который, как известно, не индевеет даже в самый жестокий мороз.
– Тебя спрашивает! – сквозь метель прокричал Ромка.
– Ты Олег? – Невысокий, отороченный мехом, голоса не повышал, но говорил как-то так, что все было слышно. Вой метели не заглушал его.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
