Что если боги, или сам мир наказывают нас? Отторгают, словно мать — плод, который "не сошелся" с её даром направлением силы?
Тариинские хроники ч 40
Лука писал мне два раза в неделю, пра-прадед — гораздо реже. Буруан затопили народные волнения, на улицу вышли подростки, в раззоренном эпидемией городе началась партизанская война. У степняков всё было спокойно. Фаргв держал связь с бабушкой, писал о том, что у них тоже не всё гладко — запасы кончаются быстро. Быстрее, чем в Каньято, где жители, привыкшие надеяться только на себя, запаслись, чем могли с лета. К тому же, в Каньято было достаточно участков земли, пригодных к выращиванию овощей, которые остались "внутри", за стеной, в отличии от того-же Нугхома.
Пока ситуацию в Нугхоме удалось стабилизировать, но неизвестно, на сколько ещё хватит сил государственного контроля.
Мне стали часто сниться сны с повторяющимся сюжетом — то я шла за бредущим куда-то Лукой, то видела, как он умирает, лежа на снегу. Иногда мне снился Джонатан — его то пытались утащить корни деревьев под землю, то он тонул в проклятом озере на Артане. При этом озеро покрывала корка льда, и я пыталась пробиться через неё.
Реже я шла через рыночную площадь за бейди, той самой, что продала мне браслет, и неизменно приходила к черному "нечто", которое вызывало протест и отвращение одним своим видом. Несколько раз я видела во сне дракона, при том именно в драконьем обличии.
Он прилетал, и покорно подставлял шею, чтобы я могла удобно сесть между шипами в основании его шеи, и тогда он носил меня на своих крыльях над бесконечными скальными грядами Драгона…
Я стала ждать этих снов, ведь они были единственными, что не оставляли после себя муторного ощущения страха и обречённости.
Писала о своих снах Луке, но тот лишь ответил что сны, вероятнее всего, вызваны моей тревожностью по поводу складывающейся ситуации.
Я перестала высыпаться. Не помогали ни заклятия, ни снадобья. Не желая тревожить друга своим видом несвежего зомби, я почти не ходила домой. А если и приходила, то выбирая время, когда он был на работе. В академии на глаза ему я тоже старалась не попадаться.
В последний день зимы Джонатан всё-таки выловил меня в коридоре. — Ты меня избегаешь? Ничего не хочешь мне рассказать? — он внимательно всмотрелся в моё лицо. — Нет. Прости, мне надо бежать. — Не лги мне, пожалуйста. У вас нет сейчас пар. Идём, — друг решительно схватил меня за руку и потянул за собой. — Куда мы? — Есть и разговаривать. Ты себя видела вообще? Я в ответ лишь вздохнула. К зеркалу последнее время подходить не хотелось: под глазами были темные круги, а сами глаза ввалились. Вещи висели, как на вешалке, волосы потускнели. Сама бледная, губы потрескались, кожа стала отливать желтизной.
Красотка, да и только. Краше в гроб кладут.
— Опять дракон, да? — казалось, Джонатан пытается заглянуть мне в самую душу. Черты лица заострились, став какими-то хищными. — Нет, — под пристальным взглядом тёмных глаз я невольно поёжилась. Не привыкла видеть его таким, — просто кошмары. — Ты чего-то недоговариваешь. Не лжёшь, но недоговариваешь. — На сколько увеличился твой потенциал? — Ты переводишь тему, — мы дошли до кафе недалеко от академии, друг придержал мне дверь. — Сначала ответь ты, — мы вошли внутрь и заняли место в углу. — Ну хорошо. Потенциал целителя неизмерим. Потенциал светлого менталиста тридцать три. Боевого мага — сорок. — Что ты думаешь делать? — Уйду в степь. Если, конечно, в Таринии не произойдёт грандиозных перемен. Быть дрессированной крыской в лапах правительства — так себе идея. — Прости. — Ты то чем виновата? — он удивлённо вздернул брови, — я знал, начто шёл, когда мы эксперементировали с темной магией. Кстати, есть один интересный побочный эффект. — Какой же? — У тебя появился своеобразный иммунитет к моему воздействию. — А ты пытался на меня воздействовать?
Он промолчал. Мы некоторое время мерялись взглядами. Затем он как-то ссутулился, словно сдулся. — Прости. Я вижу, что тебе плохо. И что ты избегаешь меня. Это опять дракон, да? Я отрицательно качнула головой.
Ели молча, и в какой-то момент я поняла, что ем, и не чувствую вкуса пищи, витая где-то далеко в своих мыслях.
Решившись, рассказала всё Джонатану, и про него в том числе. Он хмурился, что-то обдумывая. Затем положил ладонь поверх моей руки. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Давай ты сегодня переночуешь в доме? Может хотя бы там поспишь. — Нет, прости. Сегодня вечером сеанс связи с Лукой, я не могу.
Я проснулась с ощущением того, что произошло нечто ужасное. Это было странно, сны мне в эту ночь не снились, или же я их не помнила.
Сегодня была практика, и меня опять отправили в госпиталь к доктору Тужме Эвсиби. — О, это ты, егоза. А ну, присядь. — Доброе утро, магистр Эвсиби. — Подружка твоя родила вчера ночью. — Как родила? Рано же ещё было? — Вот так, родила. Да нормально всё, не мельтеши. И с ней, и с ребенком. Да только вот, — она задумчиво постучала по столу карандашем, — сдается мне, что ты и твой дружок постарались. Или он тебе не друг, а жених? — О чем Вы, магистр? — округлила я глаза. — О господине Синцера, разумеется. Вы живёте под одной крышей, и, кажется, прекрасно ладите. Впрочем, это не моё дело, вы взрослые люди. Но вот то, что Тану чуть не потеряла ребёнка, а вы оба приложили руку к тому, что бы она доносила, я увидела, — Тужма придвинулась ближе, — как вы справились с магическим отторжением? — Это знания степняков, — приврала я. — А… — А у Джонатана то же есть предки среди степняков. Мы в дальнем родстве. — Что же, — она побарабанила пальцем по столу, — в таком случае у меня для тебя есть задание: составь вашу с ним карту генетической совместимости. — Зачем это? — Затем, что разрешения на брак ещё не известно, когда будут давать, и проверять автоматически — то же. А мне не нужны тут с тобой осложнения. — Вы не так поняли, — я вспыхнула, — мы просто друзья. — Да, да, конечно. Были у меня на курсе такие "друзья". У них теперь семеро детишек. Тебе срок до следующего выходного. Иди. Можешь подружку пока навестить.
Вот же, котий всех задери! Да с чего она вообще это взяла?
Я шла по улице, когда меня внезапно накрыло видением: Вечер, ветер гонит морские волны, а Джонатан, в белой льняной рубахе и таких же штанах, ведет за две руки карапуза, неуверенно ступающего
