без понятия, — признался Ротерблиц. — Надеюсь только, не очередные жандармы. Я не слышал, чтобы тайная полиция пользовалась талисманами. Если, конечно, ничего не поменялось с тех пор, как я, хм, оставил службу в Комитете Следствия.
Погоня, если она была, отстала. Бруно, хоть и ковылял сквозь слезы из-за проклятой обувки, петлял по закоулкам и улочкам, пролезая в такие дыры, о которых мало кто знал. Иногда бегать по Анрии приходится часто. Особенно когда совершенно случайно оказываешься в чужом районе.
— Интересно, как вообще жандармы оказались поблизости? — задумался Ротерблиц, искоса поглядывая на Бруно. — Откуда знали, в какую квартиру надо идти? И почему, хм, вошли почти сразу за нами?
— Спроси чего-нибудь полегче, — буркнул Маэстро и остановился. — А ты чего на меня смотришь? — осенило его. — Ты чего, колдунская рожа, на меня косишься, а?
Ротерблиц прошел чуть вперед, прежде чем заметил, что Бруно стоит.
— Хм, ничего, — пожал плечами чародей.
— Нет, чего! — Боль в стертых ногах прибавила Бруно злобы. — На меня, падла, свалить хочешь!
Чародей дружелюбно улыбнулся.
— Давайте без оскорблений, хэрр Бруно, — сказал он спокойно. — Я даже не думал об этом. Я лишь…
— Думал! — возразил Маэстро. Спокойствие Ротерблица распалило его еще больше.
— А вы, значит, у нас, хм, мысли читаете, хэрр Бруно? — ухмыльнулся колдун.
— Да с вами начнешь… — Маэстро яростно почесался за ухом.
Ротерблиц скрестил руки на груди.
— Я ни о чем таком не думал, — сказал он. — Я лишь пытаюсь понять, откуда за неполный час столько удивительных совпадений.
— Спроси своего дружка, — съязвил Бруно. — Того самого, который хотел меня на куски резать с твоего великодушного соизволения.
Ироничная улыбочка сошла с губ чародея.
— Что? — сплюнул Маэстро. — Я не забыл, даже не надейся.
Ротерблиц вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Вы все-таки обидчивы и, хм, злопамятны, хэрр Бруно.
— Пошел-ка ты на хер! — огрызнулся Маэстро, машинально топая ногой, и едва не завыл от боли.
— Я бы с удовольствием спросил своего «дружка», — произнес Ротерблиц, проигнорировав адрес одного из двух самых густонаселенных мест проживания неугодных представителей человечества. — О многом бы, хм, спросил, если бы знал, где он. А единственная ниточка, ведущая к нему, сейчас или уже на полпути в Кабир, или, хм, испытывает некоторые трудности с внутренними органами.
Бруно дал выход скопившейся ярости, протяжно выдохнув, и привычно почесался за ухом. Очень хотелось курить, а было уже нечего.
— Вряд ли.
— Думаете? — недоверчиво спросил Ротерблиц. — Мне показалось, наш писарь очень резво убегал, несмотря на, хм, ноги по боты в естественном отверстии организма.
— От этого хер сбежишь, — махнул рукой Бруно. — Я пробовал. Уж если доебался — с живого не слезет.
— Хм-м-м… — протянул чародей. — Мне даже интересно, что вообще заставило вас помогать ему в столь… хм, бурной деятельности.
Бруно высморкался и простецки обтер пальцы о полу сюртука.
— Да… — шмыгнул он носом. — Мне тоже интересно, — просипел он, с трудом переставляя вопящую от боли ногу.
Спустя несколько шагов Ротерблиц сделал такое лицо, словно его самого пытали точно такие же туфли-убийцы.
— Долго нам еще идти? — спросил чародей.
Бруно утер выступившую слезу, осмотрелся левым глазом и остановился на знакомом доме со стеной, исписанной лозунгами народного волеизъявления.
— Почти на месте, — задыхаясь, простонал он.
* * *
Дверь в подвал была не заперта. Когда-то на ней висел замок, и не один, но хозяева дома все-таки сломились перед народным упрямством и однажды прекратили бесполезные траты, ограничившись символическим гвоздиком на запорной планке. Подвал был объявлен ночлежкой для бездомных и нищих, и с этим поделать никто уже ничего не смог. Проще было смириться — тогда вероятность случайного пожара будет значительно ниже и действительно случайной.
Ротерблиц спустился первым по хлипкой деревянной лестнице. Подвал был неглубоким — чародей едва ли мог стоять в полный рост, приходилось сгибать шею и втягивать голову в плечи. Спуск тоже был невысоким, всего в пару ступеней, однако Бруно смотрел на лестницу как на непреодолимое препятствие. И все же спустился без посторонней помощи.
Чародей осмотрелся вторым зрением и сразу заметил ауру то ли спящего, то ли просто лежащего у стены нищего. Отличная компания, подумал он. Главное, не соглашаться на вежливое предложение отведать сивушного самогона. Как там было в той песне?..
Он шагнул по неровному земляному полу. Под ногой зазвенели и загремели пустые бутылки.
— Ну ты хоть посвети, что ли? — заворчал сзади Бруно. — Я ж не вы, не вижу ничерта!
Ротерблиц глянул на него через плечо и зажег на пальцах слабый огонь, гася второе зрение. Тратить последние силы не хотелось вовсе, но вести Бруно за ручку, рискуя самому провалиться в яму или расшибить без того уже пострадавший лоб, было попросту нецелесообразно.
Чародей прищурился с непривычки, повернул голову и вытянулся, ударившись макушкой об потолок.
На земле валялся беглый писарь. Связанный чем-то в лодыжках и в запястьях рук за спиной. Во рту был кляп, Ротерблиц надеялся, что из грязного носка. И валялся у ног сидевшего на старом ящике сигийца. Попыток к побегу, странное дело, не предпринимал, валялся более чем смирно и покорно, несмотря на то, что глаза Финстера были закрыты. Поднял веки, лишь когда Ротерблиц внимательно присмотрелся к нему, и уставился на чародея в ответ.
— Как ты здесь оказался? — спросил пиромант, брезгливо пнув пустую бутылку.
Их тут было множество, видимо, подвал непроизвольно взял на себя обязанности не только бесплатного ночлега, но и питейного заведения. Вдоль стен были тряпичные лежаки с брошенным на них нехитрым скарбом. Чуть дальше в полутьме виднелась натянутая под потолком веревка с повешенными на ней штанами. Сильно пахло сыростью и землей, а еще жилищем, облюбованным не самыми чистоплотными жильцами, далеко не всегда успевающими добежать до клозета.
— Через дверь, — сказал сигиец и наклонился вбок, протягивая к земле руку.
Ротерблиц тяжко вздохнул.
— Твоей безупречной, хм, логике и не возразишь, — признал он и принял из руки сигийца измятую жестяную кружку с огарком свечи.
— Мы договорились в случае чего встретиться здесь, — пояснил охающий за спиной Бруно.
— Хотите сказать, предполагали подобное развитие событий? — Ротерблиц зажег свечу и не без облегчения потушил огонь на пальцах. Предстоящий день уже угроблен — придется отсыпаться до самого вечера, а чародей не любил тратить время впустую.
Маэстро без церемоний, даже не проверив, повалился на ближайший лежак, вытянул ноги и то ли засмеялся, то ли захныкал:
— Я б удивился, выйди оно как-то иначе!
Сигиец встал, перешагнул через смирного писаря и протянул Ротерблицу еще и медную бляшку размером с нидер. Чародей присмотрелся к ней в тусклом свете, водя большим пальцем по неровной поверхности, нащупывая рельеф гравировки. Интересно, задумался он, оказывается, товарищи по партии вовсю пользуются охранными и боевыми талисманами, а я даже и не в курсе. Это друзья революции их снабжают или какой-то местный представитель мелкого предпринимательства проникся идеями о свободе и равенстве?
— Долго пришлось за ним бегать? — вслух поинтересовался Ротерблиц.
— Нет. Выдохся на набережной.
— А как вы мимо, хм, стражи порядка прошли?
— Они не мешали, — сказал сигиец.
Ответ показался слишком широким для интерпретации, однако чародей решил не уточнять. Он подошел к ящику, поставил на него кружку со свечкой.
— Не будешь так любезен и не поможешь… Хм, спасибо.
Сигиец без особых любезностей поднял писаря за шкирку и усадил к стене. Тот почти никак не отреагировал, голова его склонилась к груди. Ротерблиц присел перед ним на корточки, поднял его лицо, не без труда вытащил кляп изо рта. Писарь вяло подвигал челюстью, облизнул губы, скользнул по чародею мутным, пустым и бесцельным взглядом.
— Что ты с ним сделал? — спросил Ротерблиц. — Ты его совсем, хм, загонял. Он хоть говорить-то сможет?
Сигиец отчего-то насторожился, прищурился, шумно принюхался. Чародей брезгливо покосился на влажный от слюны кляп, хотел бросить, однако Финстер перехватил его руку в запястье и забрал тряпку. Поднес ее к лицу и обнюхал, глубоко втягивая ноздрями воздух. Затем наклонился, сдавил лицо писаря за щеки, заставляя раскрыть рот, наклонился еще ниже, почти качаясь носом его губы, и принюхался еще раз.
— Он не заговорит, — сказал сигиец, разогнувшись насколько позволял потолок. — Хал-нисиан.
— Хал-нисиан? —
