Он встал, оделся, сошел вниз по лестнице мимо запертых дверей столовой, где взрослые вели церемонную беседу, и вышел во двор. У ворот выставили охрану — видимо, чтобы не дать ему снова уйти. Поэтому он направился в огороженный сад.
Воздух был свеж, и сад предстал перед Айзеком во всей своей красе. Он шел между растениями по дорожке, вымощенной садовником Раджем. Суккуленты распахнули свои цветы, закрывающиеся в светлое время суток, — даже в слабом лунном сиянии они выглядели радужно-яркими. Под ногами, там, где пепел смыло дождем, шебуршали какие-то мелкие существа. Айзек нагнулся и потрогал ладонью почву. В ней ощущался накопленный задень жар.
Звезды над головой светились, как хрусталь. Айзек дол го смотрел на них. Это были символы, реющие за предела ми человеческого понимания, буквы, из которых слагались слова, из которых слагались предложения. И он уже почти понимал этот язык.
Айзек ощутил вибрацию, когда трогал землю сада. Снова взглянув под ноги, он увидел вдруг, как земля вздулась и пришла в движение. Червь? Нет, это был не червь. Это было нечто, никогда им не виданное. Оно медленно проступало из-под земли, как мясистый, поигрывающий суставами палец. Что-то вроде корня, но для настоящего корня растущее слишком быстро. Оно тянулось к руке Айзека, словно чуя ее тепло.
Он не испугался. Нет, разумеется, испугался, еще как. Человеческое его существо просто-таки замерло от ужаса. Айзеку захотелось отшатнуться и бежать — назад, в спасительный покой комнаты. Но над этим человеческим существом возвышалось теперь и обнимало его новое, бесстрашное и доверчивое ощущение себя. Нового Айзека этот бледно-зеленый палец не только не пугал — он был ему знаком. Айзек словно уже видел его когда-то, хотя и понятия не имел, что это такое.
Он позволил пальцу дотронуться до себя. Тот медленно обвился вокруг его запястья. Айзека это наполняло удивительной силой, и сам корень, казалось, тоже наполнялся силой от него. Он опять взглянул на небо, на сверкающие звезды. Каждая из них — солнце. Теперь у каждой было как бы знакомое лицо, свои цвет, вес, расстояние и идентичность. У них не было имен, но к чему имена? Он и так знал их все наперечет.
И, как принюхивающийся зверек, он снова оглянулся на запад.
* * *
Входя в столовую, Сьюлин отчетливо понимала две вещи.
Во-первых, здесь успели уже многое обсудить без нее, так что сейчас ее вызывали не для дискуссии, а для допроса.
Во-вторых, всеми владело одно чувство — даже не грусти, а скорби, словно все понимали, что прежняя жизнь подходит к концу. В этом можно было не сомневаться. Общине оставалось жить считанные дни. Она была создана с единственной целью — создать и вырастить Айзека. И эта история так или иначе должна была вот-вот закончиться…
Все или почти все эти люди, думала Сьюлин, родились до Спина. Как и большинство земных Четвертых, они были выходцами из академической среды, хотя в поселке жили также техники, помогающие обслуживать криоинкубаторы, механик, садовник. Они не походили на тех Четвертых, среди которых выросла Сьюлин… и все же это были Четвертые. От них так и несло «четвертостью». Та же преувеличенная серьезность, гипертрофированное чувство собственной значимости, неспособность взглянуть на себя со стороны.
Разумеется, собрание возглавлял Аврам Двали. Он пригласил Сьюлин сесть в кресло так, чтобы все могли ее видеть.
— Нам бы хотелось, чтобы вы дали объяснение некоторым вещам, мисс Муа, пока ситуация не стала критической.
Сьюлин сидела подчеркнуто прямо.
— Разумеется. Буду рада помочь чем смогу.
Миссис Рэбка, сидевшая за ближним столом по правую руку от доктора Двали, посмотрела на нее откровенно скептически:
— Хотелось бы верить. Как вы знаете, когда мы взяли на себя задачу воспитать Айзека тринадцать лет назад, мы столкнулись с определенным сопротивлением…
— Воспитать, миссис Рэбка? Или — создать?
Миссис Рэбка проигнорировала ее замечание.
— …сопротивлением со стороны других общин Четвертых. Мы действовали согласно своим убеждениям, но эти убеждения разделяют далеко не все. К сожалению, мы меньшинство. Меньшинство среди меньшинства. Мы так же знали о вашем присутствии на Земле и в Экватории, мисс Муа, и о миссии, возложенной на вас марсианскими Четвертыми, хотя до сих пор не знаем, в чем заключается эта миссия. Мы понимали, что рано или поздно вы нас найдете, и были готовы к диалогу с вами — честному и открытому. Мы очень уважаем вашу принадлежность к общине, гораздо более древней, чем наша.
— Спасибо на добром слове, — ответила Сьюлин, так же с нескрываемым скептицизмом.
— Но мы надеемся, что вы будете с нами так же откровенны, как и мы с вами.
— Если у вас есть вопросы, пожалуйста, задавайте. 51 слушаю.
— Правда ли, что та процедура, с помощью которой мы создали Айзека, применяется не впервые?
— Да, — подтвердила Сьюлин. — Правда.
— А правда ли, что вы были свидетелем этих событий и имеете к ним некоторую причастность?
На этот раз она ответила не так быстро.
— Это так.
Для земных Четвертых ее биография не была секретом.
— Вы не могли бы рассказать подробнее?
— Если я не хотела раньше говорить об этом, то по сугубо личным причинам. Это очень неприятные воспоминания для меня.
— И все же, — сказала миссис Рэбка.
Сьюлин прикрыла глаза. Ей не хотелось воскрешать это в памяти. Невольные воспоминания и так навещали ее слишком часто. Но, как ни тяжело ей было признавать это, миссис Рэбка была права. Время пришло.
* * *
Мальчик.
Мальчик в пустыне. В марсианской пустыне.
Он умер в сухой южной провинции Бар Ки, недалеко от станции биологических исследований, где родился и прожил всю свою жизнь.
Сьюлин было тогда столько же, сколько и ему: двенадцать. Она родилась не в Бар Ки, но никакого другого дома, кроме станции, не помнила. Ее жизнь до Бар Ки была для нее всего лишь историей, рассказанной воспитателями. О девочке Сьюлин, которая жила с родителями на берегу реки Пайа. Вся ее семья погибла во время наводнения, а девочку — ту Сьюлин, которой она не помнила, — удалось вытащить из заградительного фильтра плотины тремя милями ниже по течению. Она была настолько искалечена, что ее можно было спасти только радикальным биотехническим вмешательством.
Ткани Сьюлин пришлось восстанавливать с помощью той же самой процедуры, что продлевала марсианам жизнь — курса четвертого возраста.
Лечение оказалось достаточно успешным. Мозг и тело Сьюлин регенерировали на основе ее ДНК-профиля. По понятным причинам, она не помнила ничего из своей жизни до катастрофы. Ее излечение было для нее словно вторым рождением. Сьюлин заново узнавала мир так, как узнают его младенцы. Ей пришлось повторно учиться говорить, и она ползала, пока у нее наконец не стали получаться первые — вернее сказать, вторые, — уверенные шаги.
