успел вовремя залечь, теперь вскочил на ноги и заорал:
— В атаку!
Максим понял, что это последний шанс на победу. Остальные испанцы тоже это осознали, и в следующий миг драка на палубе закипела с новой силой.
Рывком подняв Фатиму на ноги, Макс толкнул ее обратно в коридор. Более нужды в присутствии девушки он не видел — она сыграла свою мимолетную роль — на пару секунд отвлекла внимание Шарпа.
Бились яростно, до конца. Уже никто ни с той, ни с другой стороны не предлагал сдаться в плен. Взлетали в воздух сабли, абордажные багры, сухо звучали редкие выстрелы. Кровь лилась рекой в буквальном смысле.
Флинт бился в нескольких шагах от Макса, и тот видел, с какой яростью пират убивает людей Шарпа. Он работал саблей с такой скоростью, что создавал перед собой настоящую стальную стену, пробиться сквозь которую никто не мог. И разве что Ганс мог соперничать с ним в умении владения оружием.
Максим несколько раз чуть было не упал, поскользнувшись, и лишь чудом удержал равновесие. Он рубил и колол без остановки, не давая себе ни секунды отдыха и не обращая внимания на собственные раны. Пару раз его зацепили, и его кровь смешалась с кровью других, раненых и мертвых.
Он не знал, скольких он убил и ранил, пот и кровь заливали ему глаза, и он дрался, не понимая, побеждают они или проигрывают, пока не услышал громкий окрик де Кардоса:
— Валленштейн, остановитесь, все кончено!
Только тогда Максим осознал, что сидит верхом на трупе одного из англичан и усиленно вколачивает рукоятью рапиры остатки его черепа в палубу.
Увидев, во что превратилась его стараниями голова пирата, Максим отвалился на бок и долго блевал.
После Ганс помог ему подняться, сочувственно похлопывая по спине.
— Наша взяла? — уточнил Максим.
— Хвала Тиру*, да! Вот только нас теперь не больше десятка…
*Тир — Тюр, Тир или Тиу (др. — сканд. Tyr, также Ziu) в германо-скандинавской мифологии — однорукий бог чести и войны. Один из асов, сын Одина и великанши, сестры Гимира.
Победа далась им огромной ценой. Почти все, кто выжил в сражении, были ранены, многие — тяжело. От экипажа «Моржа» осталась пятая часть.
Понятно было, что ни о каком разделении экипажа и путешествии в Индию более не могло идти и речи.
Глава 17
Остаток ночи прошел тяжело. Первым делом нужно было оказать помощь раненым, вот только доктора в команде не было — и это оставляло очень мало шансов тем, кому требовалась срочное хирургическое вмешательство, а подобных насчитывалось не менее полутора дюжины человек.
У испанцев, да и у моряков прочих национальностей, все просто: выживет — молодец, помрет — такова воля Господня. Максим же так вовсе не считал.
Он приказал трем матросам, которые были еще способны держаться на ногах, обойти для начала всех тех, кто потерял во время боя конечности, и оказать им первую помощь. Главное, туго перетянуть обрубок чуть выше раны жгутом или куском каната, а рану промыть питьевой водой, потом хотя бы сполоснуть ромом за неимением лучшего и замотать в чистую тряпку. Эти действия он помнил еще из курса первой помощи, которые проходил для получения водительских прав. Конечно, про ром там не было сказано ни слова, это уже Максим добавил от себя. После такого уже точно, как бог решит, так и будет — большего он сделать не мог. Жаль, что в свое время не пошел на медицинский, сейчас эти знания пригодились бы ему более, чем любые иные, и принесли бы реальную пользу.
С теми же, кто получил колото-резанные и огнестрельные ранения, было сложнее. Все, что придумал Макс, это потребовать нитку с иглой, подержать иглу над огнем, потом промыть ее все тем же ромом, и грубыми стежками начать зашивать раны пострадавших.
При этом, разумеется, он не мог определить, задеты ли внутренние органы. Все, что он мог сделать — попытаться остановить кровь, обеззаразить ранения и зашивать.
Никогда прежде он не держал в руках иглу с ниткой, никогда не имел дела с покалеченными людьми, требующими немедленной помощи. Но он хотя бы имел общее представление о первых действиях, которые требовалось совершить.
Оказалось, человеческую кожу очень сложно проткнуть обычной портняжной иглой. Приходилось прикладывать огромные усилия, при этом каждый стежок нужно было зафиксировать отдельно — нельзя было шить строчкой. Стежок, узелок. Стежок, узелок. И так далее до бесконечности.
Вынимать пули и картечь оказалось еще сложнее. Сначала их нужно было найти в организме, потом чем-то подцепить, расширив края раны, вытащить, продезинфицировать пораженное место и в конце тоже зашить. Благо, в этом деле неожиданно помог Флинт, обладавший определенным опытом по части ранений.
Старый испанский матрос тревожно вскрикнул, когда Максим раскрыл его рану. Если бы он мог уползти прочь, уполз бы.
— Терпи!
Флинт пальцами, которые до этого по настоянию Макса промыл в роме, ловко подцепил пулю и вытащил ее, как редкую жемчужину из раковины.
Дальше вновь действовал Максим, сводя края раны вместе и протыкая кожу толстой иглой. В глаза брызнула кровь, он утерся рукавом и продолжил свою работу. Было чертовски трудно, но, сжав до хруста зубы, он шил и шил.
— Следующий!..
Максим потребовал остро наточенную столярную пилу, топор и стамеску, так же продезинфицировал их подручными средствами, и начал отпиливать конечности тем матросам, у которых их оторвало не полностью, предварительно влив им по полбутылки рома внутрь в качестве анестезии, затем сунув между зубов деревяшку и приказав помощникам крепко держать раненых, чтобы те не дергались и не мешали процессу.
Откромсав кусок ноги или руки и удалив надкостницу стамеской, он стягивал мясо и кожу ниже раны и опять шил, стараясь прикрыть остаток кости. Если пациент выживет, то мясо нарастет и получится культя. Понятное дело, что правильная техника ампутации у Макса отсутствовала. Но оставить все, как есть, невозможно.
Конечно, даже крупные артерии Максим толком сшить не мог, но хотя бы перетягивал их чуть выше места раны, чтобы не хлестала кровь. Приходилось рассчитывать исключительно на удачу.
Флинт и тут помогал, чем мог. Возможно, без его умелых рук Макс бы не справился.
Максим напоминал самого дьявола — весь в крови с ног до головы, лицо бледное, глаза горят внутренним огнем. Он словно внезапно окончательно проснулся. Происходящее уже не казалось ему игрой или сном, он не думал ни о чем, кроме пилы в своих руках и очередном человеке, истекающим перед ним
