— Я не могла скорбеть о нем раньше, — пробормотала она. — Не знаю почему.
— Чтобы скорбеть, не обязательно плакать.
— Может, и нет, — устало сказала она. — Не знаю. Но что ты сказал, это правда. Я хотела сделать все это для него, потому что у него никогда больше не будет возможности закончить то, что он начал. Не знаю, понимаешь ли ты, но знаю, я сделаю все, что могу. Для него и для себя.
— Кэт, — Кай запрокинул голову, чтобы видеть ее лицо. Ее глаза опухли от слез, — мне не нужно понимать. Я хочу просто любить тебя.
Кай почувствовал, как она напряглась в его объятиях, и тут же проклял себя. Почему он никогда не говорил с ней так, как нужно было говорить? Ласково, спокойно, тихо. Она — женщина, которой нужны ласковые слова, а он — мужчина, который всегда боролся с ними.
Кэт не шевельнулась, и они долгое-долгое мгновение оставались в прежнем положении.
— Правда? — выдавила она через мгновение.
— Правда что?
«Неужели придется силой тащить это из него?»
— Ты любишь меня?
— Кэт, — расстроенный, Кай отодвинулся от нее, — не знаю, как еще это тебе доказать.
Ты хочешь букеты цветов, бутылки французского шампанского, стихи? Но черт побери, я не из таких.
— Мне нужен прямой ответ.
Кай издал короткий вздох. Иногда ее спокойствие доводит его до безумия.
— Я всегда любил тебя. Никогда не переставал любить.
Эти слова прошли через нее чем-то острым, горячим, со смесью боли и удовольствия, она еще не совсем представляла, как с этим быть.
Медленно Кэт высвободилась из его объятий и, пройдя по палубе, уставилась на море. Буи, которые отмечали место поисков, мягко покачивались. «Почему нет буев в жизни, чтобы указывали путь?»
— Ты никогда мне не говорил.
— Послушай, я не могу даже сосчитать всех женщин, которым я это говорил. — Когда Кэт повернулась к нему с удивленно приподнятой бровью, Кай поднялся, чувствуя неловкость. — Им было очень просто сказать это, для них это ничего не значило. Гораздо труднее выдавить из себя эти слова, когда ты серьезен и боишься, что кто-то собирается уйти от тебя, стоит только тебе их произнести.
— Я не сделала бы этого.
— Ты отступилась от меня, уехала на четыре года, когда я просил тебя остаться.
— Ты попросил меня остаться, — напомнила она ему. — Не возвращаться в Коннектикут, переехать к тебе. Просто так. Никаких обещаний, никаких обязательств, никаких намеков на намерения строить жизнь вместе со мной. У меня есть обязанности.
— Ну да, делать то, чего хотел от тебя твой отец.
Кэт проглотила и это. В какой-то мере он прав.
— Ладно, да. Но ты никогда не говорил, что любишь меня.
Кай подошел ближе.
— Теперь говорю.
Она кивнула, ее сердце было уже где-то в районе горла.
— И я не отступлюсь. Хотя и не уверена, что смогу сделать следующий шаг. Как, впрочем, и ты тоже.
— Ты хочешь обещаний.
Кэт покачала головой:
— Нам обоим нужно время, есть о чем подумать.
— Кэт.
В нетерпении он подошел к ней, взяв за руки.
Они дрожали.
— О некоторых вещах лучше не думать. Иные, правда, требуют некоторого осмысления.
— Твоя жизнь сложилась определенным образом, моя тоже, — быстро сказала она. — Кай, я только сейчас начала меняться. Я не хочу совершить ошибку с тобой. Это слишком важно. Со временем…
— Мы потеряли четыре года, — перебил ее Кай. Он понял, что ему нужно принять какое-то решение, и быстро. — Я больше не могу ждать, чтобы услышать это, если оно внутри тебя.
Кэт издала плохо сдерживаемый вздох. Если он спросит, она ответит. Этого будет достаточно.
— Я люблю тебя, Кай. Я никогда не переставала любить тебя. Я так и не сказала этого тебе в свое время.
Кай ощутил невесомость, взяв ее лицо в ладони.
— Ты говоришь мне это сейчас. Этого достаточно.
Глава 11
Любовь. Кэт прочла сотни стихов об этом уникальном чувстве. Она читала, анализировала и проводила лекции о бесчисленных романах, где любовь являлась катализатором всех действий и эмоций. Со своими студентами она препарировала бесчисленные строки из книг, пьес и стихов, которые все возвращаются к этому единственному слову.
Теперь, возможно впервые в жизни, любовь выпала и ей. Кэт обнаружила, что любовь обладает большей властью, чем об этом повествуют художественные произведения. Она обнаружила, что не понимает ее.
Кай не играет словами, как Байрон, и не строит романтические фразы, как Ките. То, что он сказал, он сказал просто и очень серьезно. И все равно она не понимает его.
Возможно, Кэт по-своему понимает чувства. Она любила Кая много лет, с того первого откровения однажды летом, когда узнала, что означает хотеть разделить себя с другим полностью.
«Но что Кай находит во мне достойным любви?» Не скромность, а основательная практичность, на которой она выросла, озадачила ее этим вопросом. Где есть эффект, там есть и причина. Где реакция, там воздействие. Мир живет по этому принципу. Она добилась любви Кая. Интересно как?
Кэт не сомневалась в собственном интеллекте. Возможно, пожалуй, преувеличивала свои умственные способности, и это было причиной того, что она недооценивала другие свои черты.
Кай — человек действия, беспокойная и чувствительная натура. Она же, напротив, считала себя гармонично уравновешенной. В то время как она благоденствовала в рутинном спокойствии, Кай процветал на неожиданностях. Как он мог ее полюбить? И тем не менее полюбил.
Если Кэт согласится, будет жизненно необходимо прийти к решению. Любовь — это обязательства. Именно в ней она нашла опору.
Кай жил на далеком острове, потому что по сути своей был одиночкой, предпочитал собственный темп, собственное время. Кэт — педагог, живет в соответствии с каждодневным расписанием. Без удовлетворения от того, что она дает знания другим, ей было бы скучно жить. В размеренной рутине студенческого городка Кай сойдет с ума.
Поскольку Кэт не могла найти компромисс, она предпочла сделать то, что задумала изначально. Она будет плыть по течению, пока лето не закончится. Возможно, к тому времени придет и решение.
Они больше не говорили о процентах. Кэт спокойно отказалась от намерения оставить за собой номер в отеле. «Это, — говорила она себе, — пустяки, когда еще так много невыясненного с Каем».
Дни в совместной работе летели быстро. Кэт и Кай, с помпой или вручную, медленно и кропотливо обнаружили другие трофеи. Подсвечники оказались оловянными, но монета была испанской серебряной, датированной 1748 годом.
