бытия, мы можем претендовать на счастливую смерть. Я считаю, что если у меня было то, ради чего я готов был умереть (а оно у меня было), то ради этого же я готов был жить. И если бы я не смогу познать жизнь, не достигну своей высшей точки мудрости и зрелости, то как я смогу познать смерть? Возможно, ты прав, мальчик мой. Я не размышлял над этим раньше. Наверное, действительно только после достижения мудрости и зрелости можно говорить об очереди естественного увядания. А до этого еще целое поле для весенней посадки саженцев, обработка самой почвы, уход за незрелой растительностью и борьба с сорняками.
Илан помнил об осеннем посте Хилай и даже узнал день, когда она должна была соблюдать пост. Весь этот день он тоже не ел и не пил. А вечером смотрел на луну. Представлял, что она так и не взглянет на нее, и сито, возможно, так и пролежит на столе в ее комнате у качелей.
Хилай надела свой оранжевый гагра-чоли, что надевала в первый раз, когда соблюдала пост, и знала, что ее Месяц вновь не взойдет. Она решила, что будет каждый год наряжаться в этот свой наряд до тех пор, пока он не придет.
Потом прошли еще месяцы и еще… Илан сдал свои выпускные экзамены и в один прекрасный, долгожданный день собрал все свои вещи и сдал ключ от комнаты в общежитии. Он ехал домой. Он ехал к своей победе в противостоянии с отцом, к своей свободе и к своей любви. Хилай в этом же году окончила свой колледж и получила диплом педагога.
Приехав домой, он первым делом сообщил всем, что продал свои картины, за что ему вручили сумму, на которую он сможет сыграть свадьбу с Хилай. Маме он сказал, что ждет от нее и Ирит приготовления для церемоний.
Исмаил уже был готов к такой развязке, так как понимал, что за год сын слишком сильно отдалился от него, и он не желал ничего слышать о других девушках. Поэтому он припас себе козырную карту, ту, которая должна была точно сработать с сыном, – свое здоровье.
– Ты волен делать то, что ты хочешь. Это твой выбор. Но мне точно тогда не жить на этом свете.
С этими мыслями отец ушел вновь к себе в спальню, место, где он мог спрятаться от любой битвы без его желания.
У него уже были проблемы с ритмом сердца, и он наблюдался у своего врача, который выписал принимать постоянно лекарство. Врач уже ему сообщал, что нервные перенапряжения и чрезмерные нагрузки ему противопоказаны. И это была именно та карта, которая могла заменить любой победный ход. Сегодня на ночь он не стал пить свою таблетку и даже был рад, что сегодня завершатся все его переживания. Он сам очень устал от этой борьбы против себя и своего родного сына. Но и принять этот брак не мог. Он был готов пожертвовать своей жизнью ради благополучия своего сына. И в его глазах это выглядело настоящим благородным поступком.
Ночь прошла так, как и ожидалось. В два часа ночи у отца семейства случился приступ аритмии, вызвали семейного врача, который ему ввел какие-то препараты через капельницу, после чего в гостиной объяснял членам семьи, что состояние достаточно опасное и жизнеугрожающее. Он добавил, что Исмаил ему рассказал о переживаниях по поводу младшего сына вечером перед сном, а отцу необходима щадящая обстановка. Доктор оставил свои прежние рекомендации по лекарствам и напомнил о покое хозяина дома. Проводив его, мама и Ирит здоровье отца с Иланом не обсуждали. Они прекрасно понимали и были согласны, что Илан должен продолжить свой путь, а они должны сделать все, чтобы смягчить этот удар Исмаилу.
Члены семьи все понимали, только у Илана произошло полное разрушение всего каркаса мыслей, планов и понимания жизни. С утра он пришел в комнату к отцу и сказал ему спокойным и холодным тоном:
– Отец, ты выиграл. Просто будь здоровым и живи долгой, счастливой жизнью. Я сегодня уезжаю навсегда в город N. Буду жить там. Но я хочу тебя предупредить об одном: я перед отъездом должен встретиться с ней. Это необходимость для меня.
Исмаил кивнул головой понимающе – он был рад этому исходу, хоть и чувствовал себя очень уставшим и слабым после ночи. Сейчас главное – выиграть время.
Глава 23
Илан позвонил в коричневые ворота. Хозяева дома не ждали гостей, одна Хилай услышала не только звонок, но и что-то в сердце. Что-то очень грустное и болезненное. Служащий в доме Фаравиндада провел гостя в гостиную. Илан внимательно смотрел на пол, словно хотел найти следы от краски, когда он первый раз рисовал картины порошковой краской на полу, возвращая себе себя самого. Фаравиндад и Нандини спустились оба к нему, увидев его в окне. Не успели они поздороваться, как в дверях показалась Хилай. За время пока они не виделись, она похудела, но стала еще прекраснее, отчего Илану было еще больнее, что он, возможно, видит эту красоту последний раз в жизни.
Он попросил разрешение попрощаться с ней. Этого было достаточно родителям. Им не нужны были объяснения. Они ждали его прихода. Чтобы так или иначе прекратить мучения дочери. Ведь неизвестность страшнее всего разрушает. Мужчина и женщина, ничего не сказав, ушли к себе. Хилай подошла близко к Илану, взяла его за левую свободную руку, правой он держал за наплечную лямку рюкзак, повернулась к дверям и повела его за собой молча к себе в комнату. Когда они дошли, она села на свои качели. Он сел на пол у ее ног, взял ее руки и приложил их к губам. Хилай чувствовала теплые, почти горячие капли жидкости на своих ладонях. Она выглядела как неживая статуя, с прямой красивой спиной, высокой шеей и прямым взглядом в стену. Она даже не моргала, боясь отпугнуть марево, что ей виделось. Ее жизнь выдавали только вялые фонтаны, что струились из глаз.
Они так без слов просидели одно лишь мгновение, когда зашел все тот же мужчина, что провожал Илана в дом, и вежливо спросил у Хилай, нет ли у нее или у ее гостя желания что-то выпить, ведь прошло уже три часа. Хилай и Илан поняли, что пришло время расставаться. Он встал, резко отвернулся и вышел из комнаты. Хилай просто закрыла глаза. Так было темно, не было ни жизни, ни света, ни боли. Это был
