смотрел вперед. И когда они под-ходили к палатке-моргу, в его голове также была пустота, ни одной мысли…
В палатке, где был приглушенный свет от небольших окон, первое, что коснулось сознания Сергея, — это монотонный, негромкий гул. Он вначале не понял, что это за звук, но через пару секунд увидел роящихся всюду мух. Это они нарушали мертвую, скорбную тишину. Запах смерти и свежей крови при-влек в эту полутемную палатку полчища этих тварей… Сопро-вождающий их медик-офицер сухо и деловито скомандовал: «Следуйте за мной», — и направился в противоположный угол.
Только сейчас Сергей разглядел, что из ящиков от снарядов сделан невысокий, но довольно большой помост, покрытый брезентом, и на нем лежало примерно девять — десять тел. Под-ведя к ним, офицер сухо и официально задал вопрос:
— Укажите, где Зайцев Александр, Кухаренок Александр, Холилов Турсун, Кочиев Руслан.
Они лежали все вместе, друг возле друга, залитые кровью, перепачканные в серо-желтой пыли и пороховой гари, с зияю-щими страшными ранами и открытыми стеклянными глазами,
в которых потухла жизнь. Но вот что особенно покоробило По-жидаева, когда он смотрел на них: у всех были открыты рты и для чего-то их набили ватой. Было видно, что никто и ничего тут с ними не собирался делать. Их ждала длинная дорога до Шинданда, примерно километров шестьсот. Там их обмоют, зашьют страшные раны, оденут в парадную форму, положат вначале в деревянные, а потом в цинковые гробы и отправят в сопровождении типового документа № 200 на «Черном тюль-пане» в разные уголки Советского Союза.
— Вот Саня Зайцев, — первым нарушил тишину Азим. Офицер достал из кармана, очевидно, заранее заготовленные
бирки: на прямоугольном кусочке пеленки было что-то на-писано шариковой ручкой, и через нее была продета бечёвка.
133
Он тут же быстрыми и уверенными движениями привязал ее почему-то к Сашкиной руке…
Когда они начали выходить, то Серый увидел с самого края, почти полностью сгоревший труп без ног, это был механик-водитель. Его ноги, как и командир расчета, который при взрыве потерял сознание, полностью сгорели, превратившись в пепел…
Идя обратно к БТРу, Пожидаев мучился одним на самом деле ничего не значащим вопросом: «Почему он привязывал бирки к руке, ведь положено же к ноге?»
Утро уже не было таким ясным, прохладным и свежим. И Сергей знал почему. Это у него не вызывало вопросов и со-мнений. Вчерашний «черный день» сделал его серым. Также он знал, что этот день еще не раз будет добавлять свой черный цвет в его жизнь, ни с того ни с сего меняя тона в его душе…
134
Глава Xl
— Заканчиваем помывку и выходим строиться! — скомандовал Кислицын, и бойцы, выражая свое недовольство, негромко, но смачно матерясь, неторопливо начали воспроизводить тело-движения в сторону предбанника.
Пожидаев тоже присоединился к общему мнению двумя-тремя хлесткими выражениями и, так и не дождавшись воды, направился к выходу из помывочной. А вода нужна была ему позарез. И не то чтобы он хотел лишний раз поплескаться, пуская пузыри и напевая незатейливую песенку, понежиться еще, стоя под ее струями, нет. Просто на его худощавом, за-горелом теле местами разводами блестело несмытое мыло,
и ему почему-то очень хотелось освободиться от щелочных соединений на своем теле. То ли потому, что мыло потом не-приятно прилипало к хэбэ, или потому, что оно, высохнув, тон-кими маленькими пластинками, похожими на слюду, начинало осыпаться с тела, а может быть, он просто хотел поймать кайф от ощущения чистого тела.
На тот момент человечество придумало неисчислимое мно-жество способов, как с помощью самого мощного растворителя на земле — воды, очистить человеческое тело от грязи. И По-жидаеву, да и многим другим бойцам, было непонятно, почему из всех существующих способов был выбран именно этот.
Баня в полку представляла из себя обыкновенную военную двадцатиместную палатку, поделенную пополам. В первой по-ловине была раздевалка, и особенно ничем она не выделялась: была обшита досками из-под снарядов, в которых торчали гвозди, чтобы вешать одежду. А вот сама помывочная — это, конечно, ноу-хау 12-го Гвардейского.
Посередине ее местами с дырками стоял сколоченный из тех же ящиков огромный щит, и над ним под потолком висела трехчетвертная труба, согнутая по периметру прямоуголь-ником. В ней было просверлено дырок 12–15 толщиной не более шариковой ручки и шагом между ними метра полтора. Один конец ее выходил на улицу и соединялся с установкой для пропарки белья, находящейся на автомобиле ГАЗ-66. В эту установку из водовозки (вся вода в полку была привозная)
135
подавалась вода. И, пройдя замысловатый путь по змеевикам, она ниспадала через те самые 12–15 дырок на личный состав. Неизвестно чей инженерный гений приспособил установку для пропарки под душ, только вот результат оставлял желать лучшего, и слово «ниспадала» — на самом деле гипербола. Вода бежала то холодная, то нестерпимо горячая, чередуясь с тем, что то бежит, то не бежит, хотя и слово «бежит» тоже здесь будет преувеличением. На самом деле в этом случае, скорее всего, подойдут слова «быстро капала». И когда она переста-вала таким образом «течь», то было неизвестно, чего ждать из затихшей дырки: то ли «струю» ледяной воды, то ли кипятка, то ли просто тихое шипение. Вот именно это шипение слу-шал Пожидаев последние несколько минут, тоскливо взирая на дырку и вспоминая, как имел свободный доступ к душу с горячей и холодной водой, когда работал поваром. И незатей-ливая мелодия из репертуара Высоцкого все же кружилась в его голове: «И я запел про светлые денечки, когда служил на почте ямщиком…» В этом процессе отслоения грязи от тела при помощи капели то кипятка, то ледяной воды, то просто тихого шипения был еще один, несомненно, замечательный параметр — 30 минут на всё про всё…
Хуже всего то, что эта вакханалия с солдатской баней творилась на фоне офицерских бань. Все три батальона полка имели свои бани для офицеров с парными, помывочными, комнатами отдыха, построенными из глиняных кирпичей, и бассейнами с прохладной водой. Это было еще одно обстоя-тельство, из-за которого бойцы называли офицеров шакалами. Да и не мудрено, почему солдатские сердца наполнялись нена-вистью к своим
