Московский Собор 1656 года, учитывая характер антицерковной деятельности вождей старообрядчества, подтверждением чего является утверждение Собором 1667 года постановлений Собора 1666 года. В первом случае возложенную Собором 1667 года клятву и анафему на старообрядцев, которых из-за их приверженности к старым церковным обрядам сочли за еретиков, надо признать, как и клятву Московского Собора 1656 года, неосновательной.
Во втором случае клятву и анафему Собора 1667 года можно считать справедливой и законной, но в отношении лиц, действительно виновных перед Церковью в том, в чем обвинялись они и на Соборе 1666 года, т. е. во враждебных против нее действиях. Если бы Собор 1667 года в своем суждении о старообрядчестве исходил из правильных представлений, ему достаточно было утвердить или вновь повторить определение Собора 1666 года. Но, к сожалению, Собор 1667 года исходил из неправильных воззрений на старые церковные обряды, как еретические. И возложенная Собором анафема стала роковой: окончательное разделение Русской Православной Церкви совершилось.
История вопроса об отмене клятв Патриарха Антиохийского Макария и Московских Соборов 1656 и 1667 гг
Впервые вопрос об отмене означенных клятв был поднят старообрядцами в 1783 году, когда известный деятель единоверия стародубский инок Никодим в поданном им от имени старообрядцев прошении, состоявшем из 12 пунктов, выразил их желание соединиться с Православной Греко-Российской Церковью на определенных условиях.
В 1800 году московские старообрядцы, пожелавшие воссоединиться с Православной Греко-Российской Церковью, в поданном ими митрополиту Московскому Платону прошении (в 16 пунктах) писали: «Дабы Святейший Синод разрешил прежде положенные клятвы на двоеперстное сложение и другие, подобные сему, обряды»[53].
Как видим, митрополит Платон высказался за отмену клятв, но не вообще, как об этом просили старообрядцы, а только с тех старообрядцев, которые «соединяются с Церковью, и истину ее, и таинства, и священство ее признают действительными»[54]. И стародубские, и московские старообрядцы, хотя и не получили полного удовлетворения всех выдвинутых ими условий соединения, в том числе и по вопросу об отмене клятв, как известно, все же соединились с Православной Греко-Российской Церковью.
С учреждением единоверия соборные клятвы продолжали смущать совесть старообрядцев-единоверцев. При безусловном понимании соборных клятв, как возложенных на всех, без исключения, сторонников старого обряда, единоверцам казалось (а в этом их уверяли остальные старообрядцы), что они, хотя и соединились с Греко-Российской Церковью, но, как соблюдающие старые обряды, находятся под соборною клятвою. Вопрос об отмене клятв подвергался обсуждению на Первом и Втором Всероссийских съездах православных старообрядцев (единоверцев) в 1912 и 1917 гг. Первый Всероссийский съезд православных старообрядцев (единоверцев) постановил ходатайствовать о соборных клятвах 1656 и 1667 гг. в таком виде: «Просить Св. Синод о том, чтобы он благоволил определить следующее… если бы кто из держащих старые чины продолжал думать, будто на него положены и на нем тяготеют за одно только содержание сих чинов проклятия духовных писателей, греческих Патриархов или даже какого-либо Собора, то таковую клятву мы снимаем и ни во что вменяем, оставляя и подтверждая ее только на тех, кто ради разности в чинах проклинают Святую Церковь»[55].
Второй Всероссийский съезд православных старообрядцев (единоверцев) по вопросу о клятвах составил проект определения для рекомендации его Поместному Собору 1917–1918 гг. в следующем виде: «Клятвенные запреты, изреченные отдельными святителями: Антиохийским Патриархом Макарием, Сербским Митрополитом Гавриилом, Никейским Митрополитом Григорием и Молдавским Митрополитом Гедеоном и Соборами 1656, 1666 и 1667 гг., поскольку запреты касаются самих обрядов, Собор отменяет, с участием Вселенских Патриархов или, по крайней мере, их представителей»[56].
Поскольку вопрос об отмене клятв возбуждался со стороны старообрядцев, то архипастыри Православной Российской Церкви не могли не отвечать так или иначе на это. Мы уже познакомились с суждением по этому вопросу митрополита Московского Платона, с именем которого связано учреждение единоверия в Русской Православной Церкви и который высказался за отмены клятв, но только со старообрядцев, изъявивших согласие быть в единении с Греко-Российской Церковью, сохраняя при этом старые чины и обряды. Эта отмена клятв совершалась, так сказать, в частном порядке, хотя старообрядцы, а потом и единоверцы просили отменить их вообще.
Старообрядцам-единоверцам, как было замечено выше, казалось, что они, хотя и соединились с Греко-Российской Церковью, но продолжают оставаться под клятвою, как сохраняющие старые обряды, совершение которых Собором 1667 года было для всех русских православных христиан безусловно воспрещено. Для успокоения мятущейся совести старообрядцев-единоверцев выдающийся иерарх Русской Православной Церкви митрополит Московский Филарет выступил с разъяснением смысла клятв Московского Собора 1667 года. В своем «Изъяснении» митрополит Филарет на поставленный им вопрос: «На кого же падает проклятие Собора 1667 года?», приведя текст соборного определения, отвечает следующим образом:
«Из сего следует, что держащиеся обрядов Стоглавого Собора, если перестают быть противниками Православной Церкви и входят в примирение с нею, по силе самого Определения Собора 1667 года, должны быть разрешены и действительно разрешаются от проклятия Святейшим Синодом и данною от Бога архиерейской властью. А что они остаются при обрядах Стоглавого Собора, сие не должно приводить их в сомнение, потому что на сии обряды Собором 1667 года проклятия не положено, как выше доказано, Святейший же Синод, по снисхождению, благословляет им соблюдать ежи обряды»[57].
Вслед за митрополитом Московским Филаретом в таком же духе объясняли клятву Большого Московского Собора 1667 года и многие другие исследователи этого вопроса, а также и Святейший Синод в изданном в 1886 году «Изъяснении о содержащихся в полемических против раскола сочинениях прежнего времени порицаниях на именуемые старые обряды».
Такова была официальная точка зрения церковной иерархии того времени на смысл и значение клятв Московского Собора 1667 года. По существу этот взгляд не был ложным, однако оставался несколько односторонним и исторически неверным, что, конечно, понимали старообрядцы-единоверцы, почему и продолжали ставить вопрос об отмене клятв на содержание старых обрядов и после этих «Изъяснений». Следует признать, что с учреждением единоверия Греко-Россйская Церковь фактически отменила клятвы за содержание старых обрядов, но формально они не были ею сняты и продолжают оставаться таковыми и по сей день. Таким образом, объясняя старообрядцам-единоверцам, что они, как находящиеся в общении с Церковью, фактически под клятвою Собора 1667 года не состоят, митрополит Филарет был прав, потому что Церкви принадлежит право вязать и решить.
Отдавая должное этим «Изъяснениям» митрополита Филарета и Святейшего Синода, истины ради исторической следует сказать, что, хотя Московский Собор 1667 года обрядов Стоглавого Собора «не одобрил, но и не проклял», как это справедливо утверждает митрополит Филарет, никоим образом нельзя согласиться, что «содержащие сии обряды за одно сие проклятию Собора 1667 года не
