— Царь Соломон, Александр Македонский, Жанна д’Арк — все они отказывались покинуть свои дома без кусочка мандрагоры, которую носили на своем теле.
Шекспир писал об этом в «Ромео и Джульетте». И Гомер в Одиссее. Лонгфелло, один из моих самых любимых поэтов, замечательно рассказал о свойствах мандрагоры, когда написал:
Иль скажет, где найти мне мандрагору,
Чей корень, вырванный о полночь, стонет,
И власть имеет духов отгонять,
И тешит мозг богатствами видений?[3]
Я никогда не могла даже представить себе, что когда-нибудь опять увижу Эксли, а если бы и представила, то и в самых своих бурных фантазиях не додумалась бы до темного подвала и цитат из Лонгфелло.
— Что ты здесь делаешь? — повторила я, стараясь, чтобы мой голос звучал по возможности твердо и без дрожи.
— Рассказываю тебе о растении мандрагора. Она одна из девяти, как ты, наверное, уже знаешь. Растение тайны и магии.
— Но зачем ты здесь? — в третий раз спросила я, чувствуя, как мой мозг пробуксовывает, словно машина, которая, пытаясь выбраться из кювета, крутит вхолостую колесами.
Эксли вытянул руку, чтобы коснуться меня. Я еще немного отступила от него, но, к сожалению, и от лестницы тоже.
— Я здесь по той же причине, что и ты, Лила. Из-за растений.
— У тебя ведь уже есть растения. Помнишь? Ты украл их из прачечной.
— Украл — фууу, какое грубое слово. Едва ли мне бы удалось забрать растения, если бы они не захотели со мной пойти.
— Если у тебя есть растения, почему ты здесь? Ты следишь за мной?
— Боишься, что я украду новые растения, которые ты заполучишь? Может, подорвать его дом на этот раз?
— Это то, чего ты хочешь? — закричала я страшным шепотом. — Навредить Армандо?
— Я здесь, потому что два растения из девяти, находившихся в прачечной, умерли, так сказать, при перевозке. Мне надо заменить их. Это все.
— Как они называются?
— Учитывая условия конкуренции, я не могу их тебе назвать. В конечном счете мы хотим одного и того же, а ресурсы чрезвычайно ограниченны. Но могу сказать тебе, что я не вижу их здесь, в подвале.
— Я тебе не верю.
— Это все еще я, Лила, мужчина, которого ты встретила на овощном рынке и который рассказывал тебе о тропических растениях. Мужчина, которого ты пустила в свою постель. Тот самый, который расчесывал твои волосы и гладил твои груди мягкой щеткой для грудных детей.
Его голос звучал обманчиво сладко, как у мужчины, который в школьном дворе предлагает конфетки маленьким девочкам. Он опять протянул ко мне руку, но я ее оттолкнула.
— То, что случилось в Нью-Йорке, не относится лично к тебе или твоему другу Армандо. Причина только в девяти растениях. И только в них.
— Ты использовал меня, чтобы их получить. И обидел моего друга. Я считаю это очень личным. Именно так.
— Лила, послушай меня. Когда я впервые увидел тебя, ты мне очень понравилась. Понравилась задолго до того, как ты показала мне черенок огненного папоротника, и до того, как я предложил тебе деньги, и прежде, чем ты привела меня в прачечную. Но когда ты рассказала мне, что у Армандо есть девять растений, мне пришлось поверить, что ты пришла ко мне специально, чтобы показать, где они. Я потратил всю свою жизнь на поиски этих растений, и тут вдруг появляешься ты, как простой, доступный способ достижения моей мечты. Что мне было делать? Попробуй хоть на мгновение оказаться на моем месте.
— Я искала тебя на овощном рынке. Я везде искала тебя, за каждой стойкой, среди листьев каждого растения. Я поговорила со всеми торговцами. Когда я добралась до прачечной и увидела, что ты сделал, это стало для меня большим потрясением.
— Жизнь такая длинная. — Он улыбнулся.
— Хочу спросить, почему ты пошел ко мне домой в ту ночь? Я ведь уже привела тебя в прачечную. Ты знал, где добыть растения. Почему ты вернулся вместе со мной?
— Получить удовольствие. Я ведь мужчина. Что тут еще можно добавить?
— Как насчет слов «я сожалею, я проклятый лжец и вор»?
Эксли рассмеялся:
— Я совсем не сожалею. Я уже сказал тебе, что все это не имело лично к тебе никакого отношения. Это такая мелочь по сравнению с возможностью добыть растения. Да ведь и ты сама получила удовольствие от нашего маленького свидания. Я знаю, что это так, потому что был там.
Он протянул руку к моим волосам. Я не понимала свои ощущения. Воспоминания об овощном рынке, райской птице и грубоватом сексе вступали в яростный конфликт с осколками разбитого окна в прачечной. Он одновременно притягивал меня и вызывал отвращение. Мне хотелось бежать к нему и от него, поэтому я выбрала среднее и не двинулась с места.
— Знаешь, а ведь я могла бы донести на тебя. Ты ведь только что признал, что вломился в прачечную.
— Правда? Ты так считаешь? Детка, это Мексика, так сказать, дикий запад. Попробуй-ка в этих местах найти полицию, чтобы она арестовала за что-то, что случилось за пределами страны. Надеюсь, у тебя хватит денег на взятку.
Эксли пошел в глубину помещения. Все дальше и дальше по длинным проходам между рядами растений, в самый дальний угол подвала.
— Adios Amiga, прощай, милая. Было приятно поболтать с тобой. Прости, что ухожу так быстро, но мне еще надо заняться поисками растений.
Я прокричала имя Армандо, но было слишком поздно. Эксли открыл дверь, которую я не видела. Словно вытащил тяжелый засов голыми руками. Яркое солнце затопило подвал, и я услышала, как где-то наверху вопит кассирша.
— Ay Dios mio, las plantas. Quién abrió esa puerta? Те mataré! (О мой бог, растения! Кто открыл дверь? Я убью тебя!)
Я пробежала через весь подвал и быстро захлопнула дверь. Карабкаясь через две-три ступеньки и тяжело дыша, я вернулась из подвала на рынок. Кассирша вместе с Армандо стояли у двери
— Qitén abrió la puerta ahi abajo? (Кто открыл дверь внизу?) — грозно спросила она.
Я посмотрела на Армандо.
— Эксли был в подвале.
Армандо взглянул в сторону и прикусил ноготь на пальце.
— У него были какие-нибудь растения?
— Не думаю, впрочем, у него под мышкой была скатанная рубашка. Может, внутри были черенки.
— Ты видела, как он брал какие-нибудь растения?
— Нет. Он сказал мне, что растений, которые он ищет, здесь нет.
Я повернулась к кассирше.
— Зачем вы закрыли дверь в подвал?
— Qué?
— La puerta del sóltano, — сказала я. — Дверь в подвал. — Я подошла к двери и захлопнула ее, чтобы продемонстрировать, что имею в виду. — Зачем?
