– Дядя… он поможет мне уехать. Нам уехать. – мысли путаются, в голове страх того, что это вообще последний наш разговор.
– Так уезжай. Спасай себя! – в голосе Рэя уверенность.
– Я вернусь за тобой. – обещаю я.
– Нет! – он говорит это так категорично и резко, что я вздрагиваю. – Джонс, я уже… мертвец.
– Нет! Не-е-е-ет! Не говори так. – я начинаю плакать, тихо и скорбно.
Рэй отодвигает моё лицо и говорит:
– До того, как ты вернулась, Дельгадо сказал, что я больше не смогу ходить. Пласт железа вошел так глубоко в живот… мне перерезало квадратную мышцу поясницы. Внутреннее кровотечение… в общем, он не сможет остановить его. Он не может меня подлатать. Так что сейчас ты покинешь это место, улетишь с острова и никогда сюда не вернешься.
Это всё неправда! Нет! Не верю!
– Нет. – я так сильно качаю головой, что шее становится больно. – Я не могу. Я вернусь.
– И тебя поймают. Прошу, уходи.
– Нет. – хриплю я. – Не говори так. Я же… нет… я, нет.
Берет моё лицо в ладони и упирается лбом в мой лоб.
– Джо, я тебя очень люблю. Ты даже не представляешь, насколько сильно это чувство. И лучшее, что ты можешь для меня сделать – это спасти себя и жить дальше. – я вижу, как его серо-зеленые глаза заполняются слезами, и ком в моём горле становится настолько плотным, что я уверена, он никогда никуда не денется. Он теперь навсегда со мной.
– Не проси меня это делать. – молю я, хватаясь за его руки, которые по-прежнему удерживают моё лицо.
– Ты обещала мне, что будешь выбирать себя. Так сдержи обещание. И, – сглатывает ком, – и пообещай мне, что не вернёшься.
Упрямо сжимаю губы и отрицательно качаю головой, слезы уже потоком текут по щекам. Я не могу такое пообещать. Даже если он трижды не сможет ходить, я не в силах дать ему это обещание.
– Не плачь. – Рэй так сильно прижимает меня к себе, привстаю на цыпочки и целую его. Это самый горький поцелуй в моей жизни. Я чувствую пепел потери на языке и в итоге снова срываюсь на рыдания.
Рэй отстраняется и говорит железным голосом:
– Ты пообещала Гаррету, что спасешь его, и пыталась это сделать. Я прошу, чтобы ты и мне дала слово, что как только ты выйдешь отсюда, то отключишь меня от Куба и спасешь свою жизнь.
– Это чудовищно! – он просит меня о невозможном.
– Джо, иди. Время здесь странное, возможно… тебе уже пора.
В последний раз целую его, хаотично водя руками по его щекам, волосам, плечам. Я пытаюсь запомнить его. Пытаюсь запечатлеть каждую частицу Рэйлана Бейкера. Отстраняюсь и в самые губы говорю:
– Я тоже тебя люблю. – удивительно, но эти слова я произношу как молитву, а потом срываюсь. – Но ты обещал! – злость и боль борются внутри меня. Бью его по окровавленным бинтам. – Ты обещал, что мы выберемся вместе! Ты звал меня на тот чертов остров! Ты обещал мне свидание… – всхлип. – И танец обещал. И что научишь меня плавать.
– Прости. – тихо говорит он, сжимая мои ладони. – Это больше не в моих силах. – опускает мои руки и снова берет лицо в свои ладони. – Но если слова, те, что ты сказала ранее правда, то… тогда пообещай мне. Поклянись, что выберешь себя и прекратишь всё это. – отрицательно качаю головой. – Джо, я не хочу очнуться и быть прикованным к кровати всю жизнь. Даже если эта жизнь будет с тобой. Я не могу быть немощным. – слезы всё же срываются с его зеленых глаз. – Я не могу быть обузой. Позволь мне уйти сейчас. Пообещай, что отключишь Куб и уберешься с этого острова.
Я презираю себя за то, что сейчас скажу. Но всё же разлепляю губы и произношу одно-единственное слово:
– Обещаю.
Ещё один поцелуй. Ещё одна слеза. Ещё одно обещание.
– Я буду ждать тебя. – говорю ему прямо в губы.
– Где? – улыбается сквозь слезы.
– Где угодно.
Не успеваю коснуться его губ в последний раз, Дельгадо-старший вырывает меня из своего детища, и, открыв глаза, понимаю, что я снова на Острове Избранных. И это единственный раз, когда я хочу вернуться в Куб и больше никогда его не покидать. Но обещание тяжелым грузом давит на сердце. Встаю с кушетки и взглядом нахожу Дельгадо-старшего. Я собираюсь произнести вслух то, что будет преследовать меня до конца моих дней. То, за что я буду презирать себя и ненавидеть.
Глава двадцатая
Рэйлан Бейкер.
Вся моя жизнь состояла только в одном – в воспитании младшего брата. Родители развелись. Мать оставила нас и крайне редко вспоминала о том, что где-то там в другом штате остались два её ребенка. Отец постоянно пил, и единственное, на что был способен, так это тащить из дома всё, что было не приколочено, и раздражать меня.
Кенз был для меня всем. Порой мне кажется, что я любил его не как брата, а как сына. Я видел, как он рос, сдирал коленки, учась кататься на велосипеде, который ранее я собирал по запчастям. Отправлял его в школу, делая не особенно вкусные бутерброды. Встречал его на автобусной остановке после учебы, и каждую субботу мы ходили в пиццерию в центре города. Это было нашей традицией, и Кенз никогда не подозревал, что ради этой чертовой, но безумно вкусной пиццы, мне приходилось пахать гораздо больше. Но я ни о чем не жалею. То время хоть и было сложным, но оно было нашим. Только моим и Кенза.
Если вам интересно, то я ненавижу своих родителей. Как бы это прискорбно не звучало – я их презираю и никогда не смогу простить. Я старался сделать для Кенза все, пытался дать ему детство, которого у меня никогда не было.
Хотя у меня было детство, мрачное и ничем не запоминающиеся. Я не знаю, бывает ли такое, но я действительно не помню радостных моментов, связанных с родителями, но вот мой младший брат, именно он делал мою жизнь сносной и заставлял идти вперед.
Но его не стало.
И я думал, смысл жизни утерян, похоронен на городском кладбище Хард. Но это было не так. Появилась девушка. Хотя как появилась? Она была. Всегда была. Даже когда она встречалась с моим младшим братом, я злился и далеко не сразу понял, что именно меня в ней нещадно раздражало. Я долгое время списывал это на то, что она богата, и Кенз не вписывается в её жизнь. Как-то раз её отец приходил ко мне и просил, чтобы я оградил его любимую дочь от общения с моим братом. Я и сам этого хотел, но Кенз никогда не слушал меня, если предложение начиналось с: "Нам нужно поговорить по поводу Джорджины Джонс…" Я видел, каким взглядом он на неё смотрел, и боялся, что рано или поздно Джо наиграется им и оставит Кенза, так же как это сделала наша мать. Не хотел, чтобы она причинила ему боль. Но на самом деле в тот момент было больно мне. Как бы я не уверял себя, что все мои наставления брату – это для его блага, оказывалось, что я просто завидовал. Завидовал ему, своему маленькому брату. Завидовал так, что в какой-то момент возненавидел Джорджину Джонс. Но и это изменилось.
