кафе посидим? Если честно, я жутко голодная.
– Да, ― кивнула подруге, ― я бы тоже что―нибудь съела.
– Тогда я угощаю.
Аарон отвел нас в миленький ресторанчик за углом, мы с Тейлор решили, что ни в чем не будем себе отказывать. Когда есть уже было невмоготу, а от смеха болел живот, я вспомнила, что так и не отдала Аарону свой подарок.
– Надеюсь, тебе понравится.
Он улыбнулся, а затем начал с любопытством развязывать бантик. Один, второй, третий… может быть, я чуток переборщила с упаковкой?
– Серебряная подвеска? ― услышала я, и всё внутри меня опустилось. ― Это что, регбийный мячик? ― я уловила улыбку Аарона и заставила себя сказать:
– Э―эм… он с гравировкой.
Аарон перевернул мячик и прочитал:
– «Аарону Вудби. Лучшему хукеру Бобров».
– Тейлор говорила, ты носишь.
– Да, ― с не менее широкой улыбкой чем раньше, Аарон отодвинул край футболки и продемонстрировал две цепочки на своей груди. Затем молча перекинул через голову подаренную мной.
– Если тебе не нравится…
– С ума сошла? Это лучшее, что мне когда―либо дарили.
– Эй, ― возмутилась Тейлор, и, повернувшись к ней, мы одновременно рассмеялись.
Когда вышли из ресторана было уже около четырех. Я приготовилась попрощаться с Аароном, но Тейлор внезапно эти планы изменила.
– У Молли очередной кризис. Просит приехать. ― она устала выдохнула, а затем оторвала взгляд от экрана мобильного. ― Черт. Давай я завезу тебя, а затем поеду. Потому что, зная Молли, её самобичевание затянется до самого вечера.
Я собиралась сказать, что Тейлор может ехать, потому что я без проблем доберусь на такси, но Аарон меня опередил.
– Не переживай, я подвезу Никки.
– Точно? ― уточнила она. ― Тебе не сложно?
– Нет, Тейлор, мне не сложно, ― улыбнулся он, ― ты можешь ехать к Молли.
– Супер! ― она облегченно выдохнула, а затем обняла меня и сказала. ― До вечера.
– До вечера.
Тейлор села в свою ярко―красную ретро малышку, посигналила нам, как в самых лучших старинных фильмах и, когда мы помахали, скрылась за поворотом.
– Хочешь, можем съесть по мороженому? ― внезапно предложил Аарон, и, вспомнив свою утреннюю вакханалию, я скривилась. ― Что? Ты разлюбила мороженое?
– Съешь пол килограмма за раз, и ты разлюбишь.
– Понял, ― рассмеялся он, ― тогда как насчет прогулки? Скажем, по океанариуму?
Я улыбнулась, понимая, что не хочу отказываться.
В любом случае, планов на сегодня у меня не было, рисовать я планировала только ночью, а звонить Бобу всё ещё не хотела, так что… океанариум казался отличной идеей.
– С удовольствием.
– Здорово, ― улыбнулся Аарон, а затем открыл передо мной дверцу машины, ― тогда запрыгивай.
Мак
Она не отстранилась.
Даже после того, что я рассказал ей ― ни осудила, ни испугалась, ни ушла.
Никки осталась рядом, выслушала, поддержала и… поняла.
И это было самым важным ― она поняла.
Открыл дверь, ведущую в гараж, включил свет и чертыхнулся.
– Тейлор, ― устало выдохнул, а затем услышал, как к дому подъехала машина.
Прокрутил в голове сотню вариантов наказаний для сестры, надеясь, что она не разбила отцовский Акадиан. Поднял передние ворота и тут же почувствовал будто мне кол в сердце вогнали. Никки. Моя Никки, принимая руку Аарона, вылезала из его гребаного шевроле камаро.
Она была с ним? Какого хрена она была с ним?
Стиснул зубы и направился к ним, понимая, что, кажется, на этот раз точно придушу ублюдка Вудби, скормив наше временное перемирие дворовым собакам.
– Почему ты с ним?
Никки повернулась и, увидев меня, хлопнула глазами.
– Мак?
– Почему ты с ним? ― повторил, хотя и понимал, что, даже несмотря на то, что случилось между нами, не имею права чего―то то от неё ждать.
– Э―эм…
– Я просто подвез Никки до дома.
– Неужели?
Вудби сделал ко мне шаг, примирительно поднимая вверх ладони. Словно я был психом с пушкой, который мог в любую секунду спустить курок.
– Мак, тебе следует успокоиться.
– Я говорил тебе не приближаться к ней, ― напомнил о нашем разговоре, о котором, по всей видимости, мудак Аарон очень быстро забыл.
– Ты угрожал ему? ― повернулась ко мне Никки, но я её проигнорировал.
– Чего ты добиваешься, Вудби?
– Никки нравится мне. ― плохой ответ… ― И не моя проблема, что у меня хватает смелости ей об этом сказать. А у тебя ― нет.
Дальше я уже не слушал.
Среагировал, как бык на красную тряпку.
Всего шаг, и мой кулак встретился с его самоуверенной физиономией.
– Мак! ― отдаленно услышал голос Никки. ― Мак, прекрати!
Но я не прекращал. Ударил ублюдка ещё раз. И тот, не удержав равновесие, повалился на асфальт.
– Аарон!
Глазам своим не поверил, когда увидел Никки, склонившуюся над человеком, которого я всем сердцем ненавидел. Внутри что―то оборвалось и с грохотом шарахнулось о реальность.
– Да что с тобой не так?! ― закричала она, и меня будто током тряхнуло.
– Он тебе не пара.
– Это не тебе решать! ― её грудь резко поднялась, а затем так же резко опустилась. ― Я уже не маленькая, пойми! Меня не нужно ограждать от того, что кажется тебе неправильным!
– Никки…
– У тебя нет права, ясно?
Было больно это слышать. Но я не был законченным идиотом и знал ― она права. Это Я не сдержался, это Я придумал себе то, чего нет. И это Я выдал желаемое за действительное. Поэтому вся эта херня ― моя ошибка.
Бросил короткий взгляд на Вудби, а затем сел в свой мустанг и с визгом сорвался с места. Гнал по дороге, зная, что окончательно утратил контроль. Понимая, что действую на эмоциях. Но осознавая, что ни хрена не могу с этим поделать. Скорость заставляла вены наполняться адреналином. И чем сильнее от исходной точки уклонялась стрелка спидометра, тем сильнее становилась жажда.
Мне не хотелось останавливаться.
Мне хотелось большего.
Вывернул руль, заставляя резину практически вскипеть. Услышал характерный визг, а затем вновь вдавил педаль газа.
Я злился.
И источником этой злости был страх.
Да, мужчинам тоже бывает страшно. И хотя мы никогда в этом не признаемся, считая это чувство слабостью, всё равно регулярно его испытываем.
Отец с детства учил меня быть сильным. Ты должен быть храбрым, Майкл. Должен быть честным, защищать слабых и никогда не плакать. Он не выносил мужские слезы. Тебе не должно быть страшно, обидно или больно. Ты не имеешь права чувствовать себя потерянным или беспомощным. По его убеждению, я должен был вырасти долбанным Рэмбо, зашивающим себе рваную рану без анестезии.
Но я таким не стал.
У меня были чувства.
И были страхи.
Я не был тем обаятельным, сильным,
