— На него.
— Почему?
— Он последнее время ходил странный. Какой-то нервный, суетливый. И на завод ездил всегда сам, общался. Его никто не контролировал. А на меня Динька зуб точит уже давно. Либо подставить хочет, либо все присвоить себе планирует.
— Почему? Денис же обожает своё дело.
— Потому что у меня больше власти на фирме. Больше доля. И я всегда принимаю единоличные решения. А на его мнение мне вообще насрать.
— Разве? У вас же одинаковые доли, насколько мне известно.
— Формально, да. А на самом деле, нет. Инна раньше была замужем за Хворостом. Когда они с Витькой развелись, она по решению суда получила его долю в нашей компании и квартиру. Загородный дом и управление другой фирмой отошло Вите. А там сто процентов уставного принадлежит ему. Поэтому, можно сказать, что в моих руках доля не сорок процентов, а все шестьдесят. Сестра будет солидарна со мной. Всегда поддержит. Она не суётся в управление, но деньги при этом имеет нормальные. Хорошее такое приложение к разводу.
— Я в шоке, — с трудом успеваю поймать отвисшую челюсть. — Да-а… Как ты всё продумал…
— Да, я привык мыслить на несколько шагов наперёд, — он задумчиво потирает подушечкой указательного пальца нижнюю губу. — Так что мнение Крецкого в случае разногласий вообще мало что значит. А теперь ещё и из-за тебя он меня загрызть готов.
— Да брось! Глупости. Что ты ему рассказал о нас?
— Что он может стараться сколько угодно, но жены у него скоро не будет.
— А зачем прошлым тыкал?
— Я не тыкал. Котёнок, это мужское. Денис поджал хвост. И отошёл в сторону. Потому что сам так захотел. Если бы не хотел, его бы ничего не удержало от того, чтобы напомнить мне о текущем положении вещей. В конце концов, твой муж он, а не я. Если ему на это насрать, то я-то тут причём.
— То есть ты просто берёшь, что плохо лежит?
— Ну да, ну да. Если бы я ждал у моря погоды, ты бы в мою сторону даже бы и не плюнула. Скажешь «нет»?
— Зачем ты Денису рассказал, что приезжал тогда?
— А с хрена я должен молчать? И вообще. Я просто сказал, что хотел ему нос поправить, а дома его жена оказалась. И, между прочим, очень ненавязчиво так заметил, что ты такая же красивая, как и раньше. Ещё когда со мной была. И даже ещё лучше стала. И Остапа понесло…
— Ну да. Он твой приезд расценил по-своему.
— Знаю. Я старался, — поворачиваю лицо и вижу, как Долохов давится непрошенной, ехидной улыбкой.
Коля стратег. Капитально подлил масла в огонь.
— Ясно. — Вот что мне с ним делать? Он всегда поступал так, как считал нужным. И мне эта черта безумно в нём нравилась. — Ну, какие дальнейшие действия?
— На завод надо ехать. Разговаривать. И пробивать Крецкого на вшивость. Проверять все оформленное на него имущество. Где-то ещё он должен числиться учредителем или простым работником. Что-то должно быть на него оформлено или на кого-то из близких. Кстати, на тебя ничего не переписывали в последнее время?
— Нет. Ничего.
— Это точно он. Ну, точно! Динька, конечно, в делах умный чёрт, не без этого. Но я его припру к стене. Он должен был где-то налажать. Он всегда это делает.
— Прекрати ржать! Прибью! — я подношу к его лицу сжатый кулак, но мужчина вдруг дотягивается губами и нежно целует мои пальчики. — Коль, а возможно провести экспертизу и узнать, что не так со стеклом?
— Смеёшься? Нет, — быстро поправляется, наблюдая, как меняется выражение моего лица, — в теории, конечно, можно, когда оно целое. Но когда его собирают веником в совок, то тут ничего не проверишь. Стекло уже рассыпано и на полу уже осколки. И тут не доказать, то ли я дурак, то ли завод брак гонит, то ли кто-то целенаправленно простукивает. Если последний вариант правдивый, удивительно, как это нам не запортачили остальные листы готового материала. Настолько тонкая работа и подстава. Когда всё всплывет, я точно твоему Крецкому все позвонки пересчитаю.
— Он давно уже не мой. И не факт, что это он. Твоя личная неприязнь — это не показатель.
— Ну да, конечно. Это Денис. Я уверен. Он решил меня кинуть.
Тут снова оживает телефон Долохова, и Коля с головой окунается в обсуждение, под шумок смотавшись на кухню.
Вернулся он уже с двумя чашечками отменного чёрного кофе, распространяющего превосходный, бодрящий аромат. А я начала натягивать на себя бельё, мысленно перечисляя планы на сегодняшний день.
Расслабленный чмок в губы, и после я успеваю пригубить божественный напиток.
— Кстати, как с мамой?
Я замираю с чашкой в руках.
Внутри всё жжётся и колется, когда я вспоминаю короткую смс накануне моего дня рождения.
Мама: «Я понимаю, что ты не хочешь меня видеть. Но, пожалуйста, позволь приехать и объяснить?»
Это сообщение пришло сразу после неожиданного звонка. Я стояла и напряжённо наблюдала за подсветкой экрана.
Разговаривать нам было не о чем. Такое не прощает никто. И, да, я не хотела видеться. Мой ответ был очень лаконичен.
Я: «Не трудись».
Объяснить. Как она может объяснить?
С мамой-то, вроде как, всё понятно, а вот Никитка… О нём сердце болит невероятно. Я его с колыбельки на руках носила. Часто забирала к себе. Выбирала ему одежду, гуляла, сидела с ним, когда он болел… Общения с маленьким братиком мне очень не хватает уже сейчас. А на сердце камень, когда я прокручиваю в голове признание Дениса: «Мой сын по крови, и я буду его воспитывать…»
И как теперь поступить? Общаться с ребёнком, которому я, по сути дела, теперь никто? Или просто взять и бесповоротно вычеркнуть из жизни родную кровь? Не понимаю. Никитку я люблю всей душой, которая вновь трещит по швам.
Мне просто нужно ещё немного времени. Принять и перешагнуть. А потом я смогу спокойно её выслушать, пожелать счастья, развернуться и уйти.
— Котёнок, чего нос опять повесила?
