— Конечно. Попытаюсь пока сделать все возможное, чтобы хоть как-то успокоить людей. Увидимся позже, Эван.
Экберг ушла.
Маршалл повернулся к Логану.
— Похоже, дело серьезное. Давайте найдем какое-нибудь более уединенное место и там поговорим.
Логан кивнул в сторону выхода.
31
Чтобы попасть из оперативного центра в лабораторию Маршалла, нужно было миновать всего несколько дверей, но ему показалось, будто прошла целая вечность. Его не оставляли мысли о безвольно распростертом, растерзанном трупе Питерса и о диких бредовых стенаниях Туссена. Шагая по коридору, он с трудом сдерживался, чтобы не оглянуться через плечо.
Войдя в лабораторию, Маршалл убрал свою MIDI-клавиатуру со свободного стула и, предложив Логану сесть, тщательно закрыл дверь и сел на стол.
— Достаточно уединенное место для вас? — спросил он.
Логан огляделся вокруг.
— Сойдет. — Он немного помолчал. — Я слышал о том, что случилось. Как к этому отнеслись остальные?
— По-разному. Большинство напуганы до смерти. Некоторые на грани срыва. С одной из гримерш приключилась истерика, пришлось дать ей успокоительное. Если метель вскоре не утихнет… — Он покачал головой. — Люди не знают, чему можно верить, не понимают, что происходит… а это, наверное, тяжелее всего.
— Мне хотелось бы знать, чему верите вы. Я имею в виду — вы, ученые. У меня есть подозрение, что вы о чем-то догадываетесь… и мне нужно знать, о чем именно.
Маршалл задумчиво посмотрел на него.
— Я скажу вам, во что я не верю. Я не верю, что человек мог так растерзать Питерса. И не верю, что белый медведь мог подвесить Туссена вниз головой.
Логан закинул ногу на ногу.
— В итоге остается не так уж много версий, верно?
Маршалл заколебался. Логан уже доверился ему, рассказав о причинах своего появления здесь и о злополучной научной группе.
— У Фарадея есть теория… — сказал он.
После чего коротко описал, что говорил ему Фарадей. Об уникальных свойства льда-15, тающего при низких температурах, о возможности мгновенного замораживания зверя во льду, о том, что существует шанс, пусть и крайне малый, что зверь после этого не погиб, а лишь погрузился в некое подобие анабиоза.
Логан внимательно слушал, и Маршалл заметил, что на лице историка ни разу не промелькнуло недоверие. Когда он закончил, тот медленно кивнул.
— Все это очень интересно, — сказал он. — Но так и не дает ответа на самый важный вопрос.
— И на какой же?
Логан откинулся на спинку стула.
— Что это за существо?
— Об этом мы тоже говорили. Вы слышали что-либо об эффекте Каллисто?
Логан отрицательно мотнул головой.
— Это теория эволюционных возмущений. В соответствии с ней, когда некий биологический вид чересчур уютно себя чувствует в своей нише — когда он перестает развиваться или начинает слишком обременять экосферу, — возникает новое существо, машина убийства, цель которой состоит в том, чтобы сократить популяцию и подстегнуть эволюционные процессы. Выражаясь с точки зрения экологии — идеальное оружие, а?
— Еще одна занимательная гипотеза. Вот только как-то тяжело представить себе в этих краях взрыв популяции, который необходимо было бы ограничить.
— Не забывайте, мы говорим о местной экосфере в том виде, в каком она существовала тысячи лет назад, когда замерз этот зверь. И даже тогда, учитывая климатические условия, вряд ли требовалось слишком большое распространение вида, чтобы превысить возможности столь бесплодной среды обитания. Так или иначе, загвоздка состоит в том, что эффект Каллисто, по сути, является противоречащим себе отклонением, поскольку подобная машина убийства, разумеется, должна быть эффективной. В конце концов она неминуемо станет своим худшим врагом, ибо, убивая все сущее, оставит себя без еды.
Логан снова кивнул — еще медленнее, словно ставя на место фрагмент некоей мысленной головоломки.
— Идеальное оружие, вы сказали? Самое интересное, что я только что сам натолкнулся на точно такие же слова. Видите ли, сегодня утром я нашел блокнот одного из погибших ученых, спрятанный в комнате, где он проживал.
Слегка улыбнувшись, профессор похлопал себя по карману рубашки.
— Сегодня утром? И вы только сейчас мне об этом рассказываете?
— Я вообще не считаю, что должен вас о чем-либо извещать.
Маршалл молча махнул рукой, давая понять, что его больше ничто уже не интересует.
— Да ладно вам. На самом деле я не сразу поставил в известность вас потому, что записи эти почти так же трудно прочесть, как линейное письмо минойской эпохи. Они зашифрованы.
Маршалл нахмурился.
— Зачем это понадобилось тому парню?
— Вне всякого сомнения, он чувствовал, что дневник нельзя вести просто так. Не забывайте, тогда, в пятидесятые, холодная война была в самом разгаре. К вопросам безопасности относились очень серьезно, и, вероятно, тому малому совсем не хотелось провести двадцать лет в Левенуэртской тюрьме. Так или иначе, я весь день занимался расшифровкой.
— Вы еще и криптоаналитик?
Логан снова улыбнулся.
— Порой это весьма помогает.
— И где же вы этому научились?
— Когда-то я работал… как бы это сказать?.. при спецслужбах. Как бы там ни было, пока что мои успехи невелики. Отдельные слова, пара странных фраз. Это многоалфавитный код, вариант шифра Виженера, причем с дополнительными искажениями. Думаю, он скомбинирован с книгой, но, естественно, там, где я проводил… хм… свои изыскания, уже не обнаружилось никаких книг.
Логан вытащил из кармана маленький блокнот — потрепанный, пыльный, покрытый пятнами плесени — и положил его на стол рядом с Маршаллом. После чего достал сложенный лист бумаги.
— Это все, что мне до сих пор удалось расшифровать. — Логан развернул листок и пробежал его глазами. — Несколько записей не представляют особого интереса. Тут упоминается о скудной еде, спартанском жилье и о далеких от идеала условиях для работы. Так что я, с вашего позволения, их пропущу. Но вот, например.
«Приходится торопиться. Повсюду под ногами распакованные локаторы».
Или вот здесь:
«Секретность крайне все осложняет. Полная информация только у Роуза».
— Роуза? — переспросил Маршалл.
— В то время он был командиром базы «Фир», помните? — Логан снова проглядел листок. — А вот вам дальше.
«Это ужасно… Удивительно, но ужасно. Действительно идеальное оружие, если нам удастся подчинить себе его мощь. Это будет…»
Дальше идут два слова, которые я пока не расшифровал. К концу записей почерк уже не такой ровный, как раньше.