уже говорит о том, что это не шоу-бизнес. Существуют препоны, запреты, табу всевозможные на наш жанр. Наши клипы, песни — на радио, на телевидении — запрещены к транслированию…
— Вы считаете, из цензурных соображений?
— Не считаю — я это знаю. Потому что я обращался не раз на телевидение, на радио: почему они меня не крутят…
— И готовы были заплатить?
— Зачем? Я не буду платить.
— Так может, поэтому и не крутят?
— Даже если заплатить деньги — все равно не будут. Есть запрет на песни, которые нельзя крутить. Это песни нашего жанра, и есть еще так называемый жанр «бытовой распущенности» — «Красная плесень» и прочее.
— Ну, там — ненормативная лексика, а у вас?
— Мы якобы, призываем молодежь к насилию и прочее, прочее. Но это глупые отговорки. На самом деле, несмотря на отсутствие рекламы, клипов, эфира, мы очень тесним так называемую популярную эстраду, «надутую», и потому они имеют проблемы с гастролями, с популярностью. Самый популярный жанр — это, конечно, «русский шансон». Никто не может сравниться с нами по тиражам — ни Долина, ни Киркоров, ни Леонтьев, ни все прочие звезды эстрады, исключая Аллу Борисовну. Возьмите Розенбаума, Шуфутинского и Новикова — эти трое перебивают тиражи всех эстрадных певцов и певиц всех времен. Но никто об этом ни по телевизору, ни по радио не скажет.
— А почему ваш жанр, блатная тема имеют у нас такой успех, несмотря на то что основная часть людей не криминализована?
— Причем успехом жанр пользуется даже у тех людей, которые стоят на страже закона — милиция, прокуратура… Все же были мальчишками, и в 10–12 лет никто не знал, что он будет прокурором или милиционером, все варились в одной каше и бегали воровать яблоки в саду, стреляли из рогаток, курили, что-то ломали…
— Запретный плод?
— Да, всегда мальчишки вели себя так. У меня тоже в детстве карманы были наполнены камнями для рогатки, я бил стекла в гаражах…
— То есть тяга к нарушению закона у нас в крови?
— И это неплохо. За границей — беспредел закона. То есть авторитет там ничего не значит, любая мандавошка может написать на своего начальника, человека, убеленного сединами, имеющего авторитет и большую семью, что она у него брала в рот, и опозорить его перед всем миром… А у нас — все наоборот: авторитет стоит над законом. Так и должно быть — это единственное для нас, для России нормальное существование. Да, у всех есть недостатки, на каждого можно тявкать, как Моська на Слона, но у нас любую Моську можно остановить. И это очень хорошо.
— Из ваших песен можно сделать вывод, что все лучшие ребята — те, кто отсидел, бывал в розыске…
— Сидел, не сидел — это не так важно. Главное, что человек потерпел лишение — отсидел ли он, потерял ли близкого. А находясь в тюрьме, ты, естественно, сближаешься с людьми, ты и на воле будешь им предан…
— Ну а почему к ментам у вас в песнях такое пренебрежительное отношение — мусорами их называете?
— Никакого пренебрежения нет. Они сами себя называют и ментами, и мусорами. Это тот же народ, что и все другие. Они могли бы обидеться на американца, француза, немца, который их так назовет, но ни в коем случае не на русского человека. Все мы прекрасно знаем, как варится эта «каша». Правоохранительные органы часто сами идут на нарушение закона для того, чтобы исправить несправедливое положение, случившееся в жизни. И это правильно — не всегда закон лоялен к человеку. Во многих случаях, даже в большинстве, в тюрьмах сидят не те, кому следовало бы сидеть. Просто слабые люди — укравшие копейку, соблазнившиеся на бутылку водки, шваль, шушера. Те, которых можно было бы простить, но раз существует план на раскрытие преступлений, то вот такие люди и наполняют наши тюрьмы…
17.07.2000.
Чей централ, чей ветер северный? Автором песни «Владимирский централ» был не Михаил Круг
Давно уже приходилось слышать от знакомых оперативников, адвокатов, прокурорских работников о том что народный хит «Владимирский централ» для покойного Михаила Круга сочинил некий самородок, томящийся в питерских «Крестах». Зовут сочинителя Евгений Николаев, для друзей — Джон.
Он член так называемой «банды Юрия Шутова», обвиняется по одиннадцати статьям Уголовного кодекса: убийство, грабеж, вымогательство, мошенничество, бандитизм… Сидит пятый год, ждет приговора, а дело движется ни шатко ни валко: то схлестнутся с судьей адвокаты, то главного обвиняемого отправят лечиться.
Решил повстречаться с Николаевым, чтобы выяснить, правдива ли история с песней Круга. Добиться встречи оказалось нелегко, но все же она состоялась — как раз в канун католического Рождества.
Это был мой подарок Кругу
— История простая, — говорит Николаев. — Сидел я здесь, в «Крестах», с 1993 по 1998 год. Написал несколько песен. Часто перезванивался с Кругом — с ним я познакомился как-то на одном из концертов. Я с ними со всеми перезванивался — с Андреем Большеохтинским, с Сергеем Наговицыным, тоже уже покойным, с Иваном Кучиным… И вот году в 97-м, узнав, что Круг в Питере, я позвонил ему на трубку и насвистел одну из своих песен. Слова в припеве были такие:
Питерский централ, ветер северный,
этапом на «Кресты», срок немереный
упал на плечи, словно груз.
Питерский централ, ветер северный,
когда суд банковал мне срок немереный,
не тюрьма меня сгубила, а к одиннадцати туз…
Это был мой подарок Михаилу. А остальное он сам придумал. Все говорят — вот, песня крутая. А там ведь самое главное — припев, Круг только на нем и выехал. Он ведь сам песен не писал, ему их дарили.
— Не обидно было, когда «Владимирский централ» стал хитом?
— Наоборот, приятно. У меня много таких песен, которые к кому-то из известных исполнителей попали. Я только радуюсь, если где-то свое услышу.
— И что, Круг ничего не заплатил вам и даже спасибо не сказал?
— Думаю, что спасибо сказал. А если бы я попросил, то и заплатил бы, но мне этого не надо. Просто мы больше не общались. Я освободился и занялся своими делами.
Рукописные, но книги
Каждый день Евгений заносит в толстую тетрадь очередную порцию стихов. Бесхитростные зековские откровения. Назидательные послания к тем, кто по ту сторону решетки. Баллады с душещипательными сюжетами. Например, о прокурорше, которая отправилась в зону свидание к зеку, для которого сама же
