жутко самоуверенного, абсолютно огненного, и безмерно любимого ангела.– Конечно убьешь. Рано или поздно я стану дряхлым, а ты еще будешь в соку. Я тебе надоем, и ты меня придушишь подушкой. Но только не забудь тогда, что я с ума по тебе сходил, схожу и буду сходить, даже если ко мне придет дедушка Альцгеймер.
– Я сделаю это прямо сейчас, если ты не прекратишь нести ерунду,– счастливо пробубнила я, уткнувшись носом в широкую грудь моего первого и единственного мужчины. Вот оно счастье. И это непререкаемая истина.
Эпилог
Четыре месяца спустя
– Значит так, Любочке не нужны никаких нянь. Уж как-нибудь вырастим еще одну Колыванову. Да ведь, Пубусичек? – пропела Глафира, прижав к себе свое, теперь уже зубастое, сокровище. После того, как песик пробудил к жизни монстра по имени Глафира, она буквально с мясом выдрала из Виктора импланты для своего любимца. А так же право жить в новом особняке Муромцевых, на правах полноправного члена семьи.
– Что – то мне подсказывает, что он ее описал, не из большой любви. Скорее это была месть, коварная и подлая, исподтишка,– хмыкнул Муромцев, таскающийся по холлу нового особняка с «тревожным чемоданчиком». Это стало ежеутренним ритуалом моего любимого мужчины. – И кстати, почему это вы считаете, что моя дочь будет не Муромцевой, а Колывановой? Странные фантазии, мадам.
– Мадемуазель, между прочим. Потому что в нашей стране, байстрючатам дают фамилию матери, дорогой зять, – вредно протянула тетушка. В последнее время у нее появился капризный акцент в голосе и нотки нахальства богатой женщины.
– Я вам не зять,– прорычал Виктор, водружая сумку с хабаром для роддома на раритетный комод из красного дерева, купленный мной в каком – то безумном угаре. В последнее время, я совершаю массу странных действий, которые сама себе не могу объяснить. И этот предмет интерьера, совсем не вяжущийся с остальным дизайном дома, сейчас показался мне жутко уродливым. – Марджери, собирайся. МЫ едем в ЗАГС.
– Я сто раз тебя просила не называть меня так,– сморщила я нос, готовясь зарыдать в голос, размазывая сопли. Но передумала. Мой мозг заторможено оцифровал услышанное. И я так и замерла на месте с открытым для рева ртом. Гормоны, чтоб их. – Подожди, как это в ЗАГС? Я не готова. Носик припудрить надо, да и вообще…
– А я не готов усыновлять собственную дочь. Надо же, Колыванова.
Через час мы стояли на пороге величественного здания, являющегося памятником архитектуры, где расположился Районный отдел записей гражданского состояния. Я ежилась под порывами ледяного ветра, от которого не спасала даже теплая шубка. Любочка в животе сегодня была крайне неспокойна.
– Ну что, ты выйдешь за меня? – спросил Виктор Романович Муромцев, серьезный бизнесмен, олигарх, жесткий и зубастый мужик, который сейчас выглядел странно, напугано и по-мальчишески. И предложение он сделал с явным опозданием. Но это же частности, правда? – Черт, Машка, я забыл… Кольцо ведь нужно купить.
– Ты только сейчас решил спросить моего согласия? – улыбнулась я, задохнувшись от несильной тянущей боли внизу живота.– Я бы на твоем месте долго не сомневалась. Пойдем. А кольцо на мои распухшие мощи все равно не налезет. Но с тебя свадьба, Муромцев. Я так и не надела подвенечного наряда. Да и Леськино «подружконевестное» все еще пылится у нее в шкафу. Непорядок.
– Я так тебя люблю, Марджери,– прошептал мне в ухо, почти муж. Любушка в животе нетерпеливо завертелась. Тело опять пронзила боль.
– Витя, я очень… Ой,– всхлипнула я. Муромцев напрягся, прищурившись уставился на меня, будто сканируя. Растянув губы в фальшивой улыбке я попыталась войти в дворец бракосочетаний, двери которого во избежание проникновения лютого уличного мороза были открыты крест-накрест.– Я безумно люблю тебя,– пропыхтела я, пытаясь протиснуться сквозь узкий проход. Но, боюсь…
– Я помогу,– хмыкнул одуревший мой жених и начал пропихивать меня к окончательному и бесповоротному владению его сердцем и телом.– ТЫ со мной можешь ничего не бояться. Никогда.
Знаете, наверное в этой жизни нет определения счастья. Слишком оно разное у всех. Мое сейчас стояло возле стола регистраторши, и краснело щеками, раздувало породистые ноздри и было похоже на огнедышащего дракона. А я считала минуты. Боль начала приходить все чаще, укорачивая интервалы.
– Какая справка, вы не видите что ли? Не арбуз же она проглотила,– прорычал счастливый жених, кивнув в мою сторону головой, словно бык.
– Такова процедура,– уперлась тетенька, со старомодной халой на голове.– Нужна справка о беременности, чтобы я могла провести церемонию сразу.
– Нам не нужна церемония,– пискнула я, борясь с очередной волной раздирающей тело боли.– И колец не надо. И клятв.
– Нам нужно свидетельство о браке. Заплачу сколько угодно,– от угроз перешел к коррупции Муромцев, улыбнулся так, что у меня сердце удар пропустило. Боже, он же бог, и он мой, даже почти официально.
– Да распиши ты их, Зин. Они потом принесут справку,– подала голос миловидная женщина, сидящая за соседним столом. – Принесете же?
–Да, -проскрежетала я зубами.– Только быстрее умоляю.
– Да уж, Зинуля, поторопись,– хмыкнула наша добрая фея, глядя на мои ноги, обутые в симпатичные угги. Сапожки ей что ли понравились? А чего это они мокрые? – А я пока вызову скорую. Любите друг друга, уважайте друг друга, подписи тут и тут.
Я жена. Я жена и совсем скоро стану мамой.
*****
Он держал в руках свое маленькое хрупкое продолжение. Краснолицее, сморщенное чудо, кряхтящее и восхитительное. Виктор Романович уже не помнил, что младенцы бывают настолько крошечными. Но эта малышка уже крепко вцепилась своими малюсенькими пальчиками в его душу, выкрала его сердце и уже крутила своим ошалевшим отцом, едва он услышал первый ее писк.
– Дочь,– прошептал он, легко дуя на пушок волос.
– Папа, можно я посмотрю?– голос Ромки ворвался в его тихое счастье, словно легкий ветер. – Надо же, у меня сестра. Мелкая, вредная и серьезная. Она похожа на тебя.
– Нет, она копия Маша, а характер мой будет,– улыбнулся Муромцев, нехотя передавая дочь сыну, за плечом которого маячила миловидная девушка, совсем непохожая на акулу из силикона. Ромка очень изменился, после пережитого кошмара. Стал совсем другим. Танечка была медсестрой в клинике, где он избавлялся от зависимости, теперь они вместе.
– Я хотел сказать, что ты не просто отец,– глядя на сестру, мягко улыбнулся ЕГО сын.– Ты лучший отец на свете.
– Ром,– ты знаешь, я принял решение. На следующей неделе принимай бразды правления концерном. Я не смог дать тебе нормального детства, сам не понял, что стал отцом тогда. Но
