— Богдан говорит, что Макарский хоть и тот ещё козёл, но Катерина наша тоже хороша. Она ведь даже не выслушала его.
Мы вспоминаем, как дружили втроём в Волгограде, как работали в школе. Детей в поездки возили, мероприятия вместе устраивали. Как однажды пошли в клуб и оторвались там по полной программе. Как смеялись, когда кто-то заказал песню для “самых ох*еных училок ** школы”.
Тогда было весело, а утром дошло, что в клубе, видимо, были старшеклассники. Катя тогда хотела уволиться, Карина переехать в другой город, а я улететь вообще на другую планету.
Честно — мне так не хватает моих девчонок, моих училок. Вместе как-то было легче, ведь не всё можно обсудить со своим мужчиной, даже любимым. Иногда хочется излить душу девочкам-подружкам. Хорошо, что хоть Каришка недалеко, и мы можем видеться хоть иногда. Но за Катю действительно душа болит.
Каринкины малявки просыпаются и начинают требовать маминого внимания и еды. Последнее мне уже поясняет Карина. Она звонит свекрови, которая помогает ей с детьми, прощается и уходит с коляской в сторону дома. А я, посидев ещё немного, тоже иду на остановку.
Продукты заказываю через доставку, убираюсь в квартире. Мне и самой хочется выглядеть идеально, поэтому уделяю много времени себе. Скраб, масочка, лёгкий, но тщательный макияж. Бельё надеваю то самое, что ему так понравилось — лиловое. Скорее всего, скоро мне уже надолго придётся о нём забыть. Грудь станет больше, бёдра раздадутся, а после родов пока буду кормить. Но сейчас я ещё могу носить его в удовольствие. Своё и Семёна.
Пока в духовке запекается мясо с овощами, нарезаю салат из свежих овощей, тонко шинкую фруктовую нарезку.
Это первый ужин, на который я приглашаю Семёна. Хочется, чтобы всё было идеально. Волнуюсь, смогу ли подобрать момент, чтобы сообщить ему о беременности. Как бы не выпалить, когда он только на пороге покажется.
Ха-ха, может так и лучше. Сбежит — уж всё понятно.
Ладно, Василина, это нервы.
Ставлю на стол две тарелки, свечи и бокалы. Сама буду сок пить, Семёну предложу вино. Даже салфетки сворачиваю домиками красиво.
Когда в дверь раздаётся звонок, я аж подпрыгиваю. Быстро стаскиваю фартук и тороплюсь к двери.
41
Вытираю влажные пальцы о платье и берусь за защёлку замка. Волнуюсь неимоверно, аж внутри всё дрожит. Потом резко проворачиваю и распахиваю дверь, глубоко вдохнув и улыбнувшись.
Но… на пороге не Семён.
— Добрый день, Василина, — мягко, но холодно улыбается мне высокая ухоженная женщина лет пятидесяти. — Я могу войти?
— Здравствуйте. А вы…?
Ещё до её ответа я понимаю, кто она, и в груди что-то больно колет. Вряд ли это тёплый визит вежливости.
— Меня зовут Кристина Викторовна. Радич. Я мать Семёна.
— Добрый вечер. Проходите, пожалуйста.
Я немного отхожу в сторону, шире распахнув дверь, и впускаю женщину в квартиру. С минуты на минуту должен прийти Семён, и я не думаю, что он предполагает увидеть тут свою мать. А та явно не о его успехах по учёбе пришла узнать.
Кристина Викторовна осматривается, едва заметно поджав губы. Да, это простенькая съёмная квартира. У нас тут чисто, убрано, но очень неказисто. Совсем не то, видимо, к чему привык взгляд этой женщины.
Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Оцениваем. Она высокая, элегантная, утончённая. А взгляд холодный и острый, как бритва. Они с Верой очень похожи, только в Вере есть лёгкость и сквозящая буквально в каждом жесте шаловливость, непокорность этому миру. А Кристина Викторовна напоминает заточённую в хрустальный лёд снежную королеву. И духи у неё такие же — будто морозные. Мне даже поёжиться хочется.
— Можем присесть, — предлагаю, понимая, что уже этому вечеру не суждено пойти по намеченному мной сценарию.
— Благодарю, — она делает несколько шагов к столу, окидывает его взглядом и аккуратно присаживается на стул, на самый его краешек. Я сажусь напротив.
— Василина, — начинает она достаточно мягко, смотрит сначала на свои идеальные ногти, а потом поднимает взгляд и смотрит мне в глаза, развеивая последние сомнения в цели её визита. — Семён опоздает. Есть некоторые дела в семье.
— Вы пришли сказать об этом? — думаю, нам пора перейти к вопросам, которые она хотела обсудить. И предупредить меня об опоздании сына из-за семейных обстоятельств — это не оно.
— И об этом тоже. Но давайте по порядку, — она немного откашливается. — Вы ведь умная девушка. Преподаёте в МГУ. Туда не берут просто так, верно?
Я в ответ молчу, демонстрируя готовность слушать дальше.
— Вы должны понимать, что вы, мягко говоря, не подходите моему сыну.
Вот оно. То, зачем она пришла. Но я и не сомневалась. Понимала с первой секунды, едва только увидела её, открыв дверь.
— И у вас, конечно же, есть сотня аргументов, — складываю руки на груди, а потом незаметно для себя опускаю одну под стол и прикрываю живот. Именно в эту секунду осознаю душой, что беременность — это не просто две полоски на тесте. Что это внутри меня маленькое сердечко. Бьётся. И мне хочется защитить его.
— Зачем же сотня? Достаточно нескольких. Во-первых, вы старше.
— Вы сейчас серьёзно? — поднимаю брови в удивлении. Кристина Викторовна не выглядит глупой, а озвученная ею причина именно таковой и является. — Разница у нас четыре года. Она ничтожна.
— Допустим, — легко соглашается Кристина Викторовна, кивая. — Я сама старше мужа почти на три года. Но есть много других причин.
— Например?
— Вы не нашего круга, Василина. Что вы можете предложить моему сыну?
— Любовь? — поднимаю брови. — И я не просто деревенская дурочка, при всём уважении. Вы верно заметили, я преподаватель МГУ. А туда просто так не берут.
— Ну… пока преподаватель. Ведь у вас не приветствуются связи со студентами, верно? — парирует она, выпуская первую стрелу. — А у вас и так репутация не лучшая. И вы плохо влияете на моего сына, Василина. Он ведь из-за вас едва не сел в тюрьму.
А вот и вторая стрела.
Становится дурно. Защищать себя зубами и локтями мне очень знакомо по жизни, но это высасывает очень много сил. А они нужны мне сейчас как никогда.
— Вам двадцать шесть. Вы скоро захотите детей, а Семён ещё сам ребёнок. Его цели в жизни размыты, максимализм ещё не утих. Вы — тюрьма для него, Вася.
Все мои страхи, самые чёрные и навязчивые, не раз одолевающие подобными мыслями, которые я старалась гнать куда подальше, сейчас озвучивает мать Семёна. Это заставляет пошатнуться мою уверенность и монолитность в собственной защите.
А ещё… меня вдруг тошнит. Знаю, что ещё не должно, может, просто эмоции, но всё же. Я срываюсь с места и бегу к раковине. Меня выворачивает прямо при матери Семёна. Самым жутким и постыдным образом.
