— Надо захватывать рабов как можно скорее. — заявил мне центурион Поций. — Они, конечно, вонючие дикари, но тоже люди.
На несколько секунд я завис, пытаясь осознать смысл его слов. Не сразу мне удалось понять, что это он проявляет заботу о разбитом враге. Примас-центрурион же с довольным видом осушил кубок не особо разбавленного вина.
— Тоже люди?.. — пробормотал я, пока взволнованный лекарь резал одежду вокруг раны.
— Ну да. Не бросать же их там. Кого-то схватят другие племена, но большая часть не переживет следующие пару недель. Голод, болезни и тяжесть поражения убьют их. Лучшее, что мы можем сделать — взять этих женщин, детей и немногих мужчин под опеку Империи. Затем, за разумную сумму передать их состоятельным господам. Эти варвары получат крышу над головой, защиту, регулярное питание, вино и возможность время от времени совокупляться с себе подобными.
— Не думаю, что они это… — пришлось прерваться на мат, когда лекарь сдирал с раны пропитавшуюся кровью ткань. — Сука… Не все они это оценят.
— Конечно не все. — усмехнулся Поций. — На то они дикари. Но самые разумные, рукастые, сильные или красивые из них будут жить лучше чем прежде. Со временем могут освободиться. Я видел дома вольноотпущенников, по богатству сравнимые с сенаторскими. Империя это шанс, который даётся каждому. Мы несем побежденным не холод и страх. Наше лучше в мире… На все времена. Имперское право, на имперских мечах.
Поций рассмеялся. Мне было сложно понять насколько он серьезен, так оправдывая рабство. Но пожалуй в чем-то он был прав. Или мы захватим людей на том берегу, или их захватят Скавады. В милосердие и гуманизм конных налетчиков я совершенно не верил. Тогда пусть это будем мы.
Лекарь омыл место раны белой тряпицей, смоченной в травяном настое. Очень надеюсь, что там имеется какой-нибудь природный антисептик. Каждое даже легкое касание заставляло меня вздрагивать от не самых приятных ощущений. Мне дали обезболивающий состав, который, кажется, лучше не сделал, но зато вызвал изжогу. Прекрасно.
Есть такие моменты жизни, которые приходится преодолевать, сцепив зубы и каждую секунду моля время ускорить бег.
— От таких ран не умирают. Обычно не умирают… — приободрил меня вошедший Геноций. Впрочем, судя по его пробитому черепу даже более странные раны не обязательно смертельный приговор. Кстати, насчет смертных приговоров… Именно о них пришел говорить военный трибун.
Традиции легиона требовали крови не только врагов, но и трусов. Две когорты велитов обратились в бегство.
— Вы видели, как это случилось. — заявил мне трибун. — Вам решать тяжесть вины.
— И что говорят традиции?.. — спросил я, тяжело дыша. Есть ли в мире другие вещи столь утомительные, как сильная боль?
— Если у них было мало шансов там устоять, то просто лишают жалования, урезают паек, заставляют ставить палатки за пределами лагеря. Если же они бежали имея шанс на победу… Тут уже вопрос сколько казнить и как мучительно.
Были ли у них шансы? Черт. Я уже плохо помню сколько там Гератов на них поперло. Память уже дает осечки. Может быть, завтра после отдыха.
— Как быстро мне нужно принять решение?
— Я не начальник стратегу. — ответил Геноций. Руки типа умывает. Любит он это дело — не давить на меня, а так, крючки закидывать. Мол ты вообще волен любую херню исполнить, а если совета хочешь, то это ты сам его выпросил.
— Ладно… Как лучше сделать по вашему опыту?
— Немедленно. Слишком долго помариновать их и можно дождаться нескольких сотен дезертиров. У нас нет кавалерии их ловить.
Он прав. Страх наказания может сподвигнуть велитов на бегство. А так… Виновные получат свое, остальные спокойно выдохнут. Но решать все мне…
— Солдаты не прощают ни лишней жестокости, ни глупого милосердия. — довольным тоном заявил Поций.
При всей его веселости примас центурион первой когорты мягкостью не отличался. Солдат он бил лично. Не так, чтобы покалечить, но без всяких сантиментов.
Решение… К общему чувству тошноты и боли добавилось отвратительное настроение. Казни, пытки, побои — все это когда-то казалось мне диким. Мол этим занимаются исключительно всякие мрачные упыри да моральные уроды, которым каждый приличный человек должен при встрече плевать в рожу и желательно не раз. Теперь мне пророчат такую роль. Проклятье. Но дисциплина, конечно, важна.
— Их положение было тяжелым. — наконец решился я. — Шансов на победу без подкрепления не было.
— Значит немного пожурим и свободны? — уточнил Поций.
— Я бы их переформировал как-то… Может, сменить центурионов? Поставить туда тех, кто выделился в других когортах? — добавил я.
— Так переформировали бы или нет? — ультимативно уточнил Геноций. — Армии не советы, а приказы нужны.
Черт. Ладно. Будем командовать, раз некуда деваться.
— Надо их переформировать. Сменить командиров. Наказать… но учесть, что бой был тяжелым.
— Да. Толпа рыбаков с каменными копьями, бабы и дети. — издевательски ответил Геноций. — Хуже врага для сильнейшей пехоты в мире не найти. Будь у Гератов больше старух, то они бы и усиленную когорту смели.
Я лишь тяжело вздохнул. Сил пререкаться с трибуном не осталось. Все они ушли вместе с болью. А дел было хоть сразу помирай. Надо выяснить, что случилось с Гератами, надо принять кучу знати и пожать им руки за помощь в бою. Каждый из них уверен, что если бы не лично он, то варвары бы уже взяли Мелиодан. Надо понять как работают миссии и механику героев лучше освоить. Надо формировать кавалерию. Надо, надо, надо…
Дела мои как болотная трясина. Вроде думаешь, пройдусь быстро по краешку, делаешь шаг и вот уже по горло увяз.
Но сон тоже дело и крайне важное. Особенно для человека с ранами. Так что после взятия новых уровней и осмотра глобальной карты, я попытался уснуть. Это было непросто. Каждое случайное движения отзывалось болью. Однако со временем я задремал и созерцал странное видение.
Красный круг в темноте, разделенный на четыре части. Одна из них светилась, а другие были темны и пусты. Раздался звук гонга. Белая стрелка завертелась внутри круга, остановившись на темной части. На этом видение окончилось.
И что это было? Проснувшись я необычайно остро помнил все моменты странного действа. Затем меня осенило. Чужие сны. 25 % шанс получить случайную информацию. И в эту ночь я не прокинул удачное срабатывание.
Утро встретило меня ощущением нестерпимой жажды и слабости. Все мое ложе пропиталось холодным потом. Боль пульсировала в ране.
Ну нет. Так просто не может быть. Я оклемаюсь. Пусть воспаление, но рана заживет. Однако внутренний голос подсказывал, что бывает и по-другому. Гангрена, заражение крови, смерть. Очень даже бывает. Геноций выжил после ран страшнее, но он родился здесь. Тут по-прежнему, думаю, очень высокая детская смертность. Естественный отбор. Иммунитет доживших до старости закален и отточен. А я другой. Пришел из мира, где уже столетия все, кроме самых безнадежных, выживают, где болезни закидывают антибиотиками…
