Теннесси, США
Я не чувствую себя живой. Я тряпичная кукла, лишенная эмоций, просто тугая оболочка, смотрящая на мир сквозь призму безразличия. Я не знаю, сколько я лежу с закрытыми глазами. Вокруг меня что-то творится, но мне абсолютно плевать на все.
— Тера, открой глаза, малышка, посмотри на меня.
Я делаю то, что говорит Картер. А это именно он. Его голос я узнаю из тысячи. Веки тяжелые, слабо поддаются мне, но через усилие мне удаётся их распахнуть. Его глаза напротив. Я читаю в них гамму чувств. Боль, это первое, что я вижу.
— Нет, — шепчут его губы, — только не так, пожалуйста. Тера, только не назад. Я тебя прошу, мы не переживем это снова. Тера, вернииисьь!!! -Картер кричит, как ненормальный. — Прекращай это, вернииись!!!
Его крики эхом разносятся по всему периметру комнаты. Нечеловеческий вой.
Не получается. У тебя ничего не получается. Меня это не трогает. Я не помню никаких чувств.
Зачем он так кричит? Что он в это время чувствует?
Крепкие руки прижимают меня к себе. Убаюкивают, как ребёнка. Он воет над моей головой. Столько эмоций и чувств. У него все по живому. Я поднимаю голову и тянусь рукой к его лицу. Смахиваю с его щёк слёзы.
Зачем это делаю? Сама не понимаю.
— Я все верну. Обещаю тебе, Тера. Я верну тебя, чтобы мне это не стоило. Прости меня, только не уходи. Я больше этого не вынесу. Я так тебя люблю. Слышишь меня? -он кричит.
Его слова заставляют меня задуматься, я обратила свой взор вниз.
«Помоги мне, я кажется хочу этого», -эти слова так и не были произнесены вслух.
— Тера, ты только не пугайся. Все будет хорошо. Я вытащу нас отсюда.
— Отсюда? — спрашиваю я.
— Я потерял контроль, он нас запер с той стороны.
— Запер здесь? — переспрашиваю, но не могу понять свои ощущения.
— Да, но все будет хорошо. Я тебе обещаю, нас обязательно найдут.
Он стискивает мою талию, тесно прижимая меня к себе, целует в макушку.
— Ты помнишь, песенку? — шепчет он, отклоняясь от меня и поднимая меня за подбородок.
— Если бы у меня была большая собака, — поёт он, улыбаясь, — я бы подарил ее тебе, пусть она охраняет тебя. Охраняет твой сон, когда рядом не будет меня.
— Ну же, подпевай наш припев? Давай же, малышка, как в детстве. Не плачь.
Я что, плачу?
Поднимаю ладонь к своей щеке и провожу по ней пальцами. И правда плачу. Ничего не чувствую. Откуда эти слёзы?
— Чувствуешь, Тера, что ты чувствуешь?
Я мотаю головой из стороны в сторону.
— Ты не можешь так снова с нами поступить, не можешь, Тера.
Он аккуратно высвобождает меня из своих объятий и поднимается на ноги. Разворачивается ко мне спиной и дышит так часто.
— Я наблюдал за тобой … Каждый шаг, каждое слово … Я шёл за тобой. Я хотел вернуть тебя, Тера. Я хотел, чтобы ты простила меня, но я не готов. Я не готов, черт возьми!
Резкое движение вперёд, и его кулак со всей силы впечатывается в бетонную стену.
— Гребаный ад, — кричит он, раз за разом ударяя кулаком, и даже не корчась от боли.
— Картер, — хриплю я.
Он замирает.
— Ты не чувствуешь? Боль не чувствуешь? — спрашиваю тихо.
— Нет, Тера, я просто к ней привык. Когда-то я загибался, но у меня выработался иммунитет. Душевная боль, она куда сильнее. Я думал, что огражу тебя от себя, но получилось совсем наоборот. Я затянул тебя в свою темноту, и ты не выдержала. Ты сломалась, Тера. Я второй раз сломал тебя, и себя вместе с тобой.
— Как это? — спрашиваю я.
Картер медленно оборачивается. Кровь с костяшек капает на пол, но я не знаю, что такое боль.
— Что?
— Боль, как это, чувствовать боль?
Картер в один шаг преодолевает разделяющее нас расстояние и ложится на матрас, прижимая меня к себе. Я не хочу отодвигаться. Нет никакого отторжения, но и притяжения тоже нет.
— Боль, это когда делаешь больно самому дорогому для тебя человеку. Видишь, как ненависть разрезает ее нутро, и не можешь поступить по-другому. Тебя как будто заживо режут изнутри, а ты просто наблюдаешь. Я думал, что делаю правильно, мечтал, что ты будешь счастлива с кем-то другим, и одновременно копал себе яму. Я не могу без тебя, Тера, ты частичка меня. Сколько раз я пытался вырвать тебя из своего сердца, но все тщетно.
Я закрываю глаза, ощущая его горячие ладони на своей талии. Веки настолько тяжелые, что трудно разлепить глаза.
— Спи, тебе нужен отдых, — шепчет он мне в висок.
И я послушно засыпаю. Вот только голос его никуда не пропадает. Картер поёт, я могу вечно его слушать.
— Если бы у нас был пёс, он бы охранял наш дом. Дом, в котором будем лишь только мы. Если бы у нас был пёс.
Картер.
Тера сладко спит, и я мог бы лежать с ней бесконечно и охранять ее сон, но мне нужно проверить обстановку. Я поднимаюсь на ноги и заботливо накидываю на неё старый потрёпанный плед. На улице стоит удушающая жара, но в бункере прохладно.
Я продвигаюсь по всему периметру помещения и открываю скрипучую дверь. Туалет со всеми удобствами и ванная, правда ржавая, но всё-таки есть. Я проверяю воду и жду некоторое время, боясь даже пошевелиться. Минуты через две тоненькая струйка всё-таки начинает течь. Выдохнув и растрепав свои волосы, я выхожу в длинную комнату и нахожу ещё одну дверь. Тут царит чистота, два шкафа на стене и большой дубовый стол. Я открываю все ящики, но ничего из еды не нахожу. Кровь приливает к лицу моментально и страх заставляет двигаться резче. Отодвигаю последний ящик, уже не веря в чудо, но оно все-таки есть. Четыре банки паштета из куриной печени. Скривившись, я беру в руки рядом лежащий нож и начинаю разрезать банку.
— Черт возьми, — ругаюсь я, так как запах оставляет желать лучшего.
Четыре банки, это очень мало. Если нас не хватятся ближайшую неделю мы умрем от голода. Я должен как-то все рассчитать. В голове мелькают мысли, и я начинаю вспоминать школьную программу. Сколько человек может выжить без еды? В голове пустота, а внутри меня
