Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
– Однако! – вырвалось у меня удивление. – Анастасия Казимировна действительно подошла бы, как никто другой. Попросите Генриха Вальдемаровича подсобить?
– Я-то попрошу, но вы сами знаете, что баронесса просто так и пальцем не пошевелит.
– Да уж… попечительница… ее погорельцы-подтопленники не иначе как в три горла едят и на пуховых перинах спят. Все равно попросите, ибо эта выдра Жульет любого другого вокруг пальца обведет, а у Анастасии Казимировны где сядешь, там и слезешь. Кстати, а как вам удалось эту таинственную даму рассмотреть?
Полушкин выдержал паузу, подкрутил усы и с улыбкой ответил:
– Ответ прост: я сам подбирал для этой дамы охрану.
* * *
Последующая неделя превратилась в самую настоящую чехарду, где полем игры стало поместье Есиповичей. Образно, конечно же, но люди бегали и прыгали на самом деле. Сюда стали прибывать незнакомые мне личности, подолгу задерживающиеся у Полушкина, и посыльные, останавливающиеся буквально на пару минут, требовавшие для замены лошади и передачи донесения, либо получения очередного задания и средств. Такого количества разнокалиберной публики в этих местах уж точно никогда не было. Приезжал даже Генрих Вальдемарович, забравший пленницу, и кто-то из аппарата полицмейстера Смоленска, имевший при себе жутко засекреченный портфель. Стол поручика обрастал документами и записками, двор транспортом, конюшня животными, а моя карта кружочками и стрелочками от красного карандаша. В кратчайшие сроки были проведены розыскные мероприятия, и спустя девять дней после истории с мадам Жульет мы с Полушкиным в сопровождении пятерых бойцов оказались в двадцати двух верстах от губернской столицы в разрушенном имении невдалеке от деревни Плехтино. Родовое гнездо шотландского искателя российских милостей, лишившись своего хозяина, медленно приходило в упадок, а после пожара и вовсе прозябало в когтях разрухи, превращаясь в склад бесхозного кирпича и бревен. Близился вечер, и свет уходившего солнца, с трудом проникавший сквозь густую листву деревьев, придавал всему окружающему какой-то таинственный, грустный оттенок, будивший в душе щемящее чувство страха и суеверия. Даже паривший высоко в поднебесье ястреб издавал зловещий, пронзительный крик. Время от времени то здесь, то там тукал дятел, долбя высохшее дерево; гудя и мерно раскачиваясь пушистыми боками, собираясь на покой, чуть в стороне недовольно жужжал шмель; а наверху, в кронах сосен, тревожно суетились белки. Где-то здесь, по донесению агентуры Иван Ивановича, скрывался в развалинах разыскиваемый нами Арещенков. Мы подошли к ограде, внутри которой был когда-то плодовый сад. Он тянулся вдоль палисада, мало отличаясь от диких зарослей, и лишь кое-где попадался увитый вьюнами розовый куст, или персиковое дерево, или слива, одичавшие, косматые и поросшие мхом.
– Не давеча как вчера, – поведал нам проводник из местных, явно бывший солдат, – новый управляющий снова к склепу Якова Лермонта, царство ему небесное, хоть и не нашей веры, своего дружка повел. Повозку, понятно, у меня пристроили. А куда ж еще? Четыре избы в деревне. Мешки с собой взяли, да сюда. Обратно не вернулись, – и добавил, жалуясь: – а скотина уже весь овес припасенный сожрала, хоть в поле выводи и оставь…
– Давно у вас новый управляющий? – перебил проводника я.
– С конца лета вашблагородие. Как Александр Ильич, Пономарева пасынок, именье приобрели, так почитай и этот… боров здесь наездами.
– Спасибо за службу, Петро, – сказал Полушкин, протягивая солдату гривенник. – Выпей чарку за покойного Лермонта, знатным храбрецом поручик был. Дальше мы сами, а ты в избу ступай, да забудь про все, что видел и слышал. Повозка и лошадь, что на постое стоит – теперь твоя забота.
В дальнем конце сада мы наткнулись на построенный из грубых камней склеп, обращенный фасадом на восход. Он был похож на погреб для хранения зимних запасов, вот только запах оттуда шел немного смердящий, как от только что затушенного сального светильника, и мертвая тишина наводила на неприятные мысли. Дверь, хотя и обветшала, все же была еще крепкой – ее, по-видимому, недавно чинили. Полушкин толкнул ее и, потерпев неудачу, потянулся к закрепленному на поясе тесаку. Два-три энергичных движения – и вскоре она заскрипела на петлях. Расшатавшийся косяк буквально выпал из кладки, и спустя минуту вход стал доступен.
– Эй! Там, внизу! На выход, черти! – крикнул поручик. – Считаю до трех, иначе подожгу гнилую солому и сброшу вниз!
В ответ не раздалось ни звука.
– Не спешите, Иван Иванович, – тихо произнес я, ставя затушенный фонарь на землю и вынимая револьвер.
– Не беспокойтесь, я знаю, что делаю, – произнес в ответ Полушкин, поджигая наспех сделанный факел из пучка травы с толстой веткой, и смело шагнул вперед.
«Сглазил», – через секунду подумал я, страхуя Полушкина.
Шедший впереди поручик, не пройдя и метра, вдруг споткнулся и громко выругался, выпуская из рук факел. Послышалось какое-то громыхание, и по ступенькам в подземелье покатилось чье-то тело. Иван Иванович в ужасе отпрянул назад, но вскоре любопытство пересилило. Он наверняка старался успокоить себя, довольствуясь моим объяснением, что склеп как раз для мертвецов и предназначен. Дым от тлеющей травы хоть и мешал, но вид громоздившихся внутри помещения раскрытых гробов разных размеров подтвердил его мысли. Все это выглядело настолько естественно, что когда я зажег карбидный фонарь, Полушкин уже без всякого самокопания принялся осматривать тело. Процесс проходил несколько увлеченно, хотя и с явным удивлением на лице поручика. На какое-то время он застыл, рассматривая смерть, прежде чем выпрямился и оглянулся вокруг. Следы времени оставили на стенах склепа абстрактные узоры в виде паутины, однако в нескольких местах были проплешины, словно от прикосновения ладони. Все выглядело так, будто покойный старался опереться на что-то, прежде чем рухнул на ступеньки.
– Недавно убили, – сказал Иван Иванович. – Алексей Николаевич, посветите-ка вот сюда. Хмм… обыкновенным гвоздем пырнули. Один укол и точно в почку. А вот, кстати, и он, – указывая на длинный, сантиметров двадцать четырехгранный костыль. – Под прокладкой сюртука какие-то бумаги, все в крови. Посмотрите?
– Темно, лучше завтра, при дневном свете.
– И то верно.
– Судя по всему, – стал предполагать я, – тот, кто всадил в бедолагу гвоздь, обладал завидным холоднокровием профессионального убийцы.
– Замечу, – Полушкин назидательно поднял указательный палец, – как только гвоздь был вынут из раны, несчастный расстрига Арещенков – а это без всяких сомнений он – скончался за пару минут.
– Получается, убийца намеренно оставил оружие в теле? – спросил я.
– Вне всякого сомнения, – охотно согласился поручик. – Давненько я с таким не встречался. «Укол колодочника», очень редкая техника нанесения удара: шляпка упирается в ладонь, и гвоздь удерживается между средним и безымянным пальцем. Потом удар, как хлопок ладонью, и все.
– Скверная смерть, – задумчиво произнес я. – Прекращая боль, человек фактически совершает самоубийство. Десять к одному, такая кончина выбрана не случайно, особенно для бывшего попа. Тут что-то личное.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
