Министр прихватил с собой Осю, и мы втроём вышли в холодный зимний вечер.
Чёрный внедорожник Малова доехал до больницы быстро, а мне казалось, что он еле тащится. Все время подгоняла водителя. Я не поняла, почему так беспокоюсь. Наверно, боялась сорвать Данилу планы.
Бежала со всех ног в холл больницы, там не обратив внимания на охранников кинулась в хирургическое отделение, пританцовывая в лифте.
С появлением нового начальства все в больнице изменилось, о присутствии Веры ничего не напоминало. Коридоры были хорошо освещены, все окна открыты, проветрено и чисто. Медсестра на посту скромно одета в белый халат, спрятала белые груди и больше не красила лицо. Она обеспокоенно проводила взглядом нашу компанию, и помчалась звать врача.
У палаты, куда поместили моего фиктивного мужа, расположились две маленькие старушки. Они расстелили коврики у двери и сидели, караулили своего спутника. Скрюченные, лица смуглые с маленькими черными глазами, очень богато одетые в красные и жёлтые одежды. Седые волосы укрывали платки с монетками и бахромой. Они приникли ко мне, стали целовать мои руки, щебетали старческими голосами на каком-то совершенно странном языке. Я бы подумала, что они китаянки, но одолевали меня смутные сомнения на этот счёт. Я переступила через них и вошла в палату.
На каталке под капельницей лежал мой будущий муж. Так и вспомнился интересный факт. Если читать сказку Шахерезады «Алладин» на арабском, то она начинается словами: «Алладин был маленький китайский мальчик».
***
В палату вошёл высокий, широкий мужчина в белом халате. Он не позволил старухам и медсестре пройти за собой, закрыл дверь. Это был Алик. Гладко выбритый, коротко стриженый голубоглазый мужчина средних лет.
— Он говорил? — спросила я у него, взяв ребёнка за руку.
— Да. Назвала своё имя — Хиё, и ваше. Их привезло такси из Умы. — Хирург подошёл к мальчику и задрал рубаху. Живот был перевязан бинтом. — Рана рваная, трёхдневная. Я так понял, старухи её зашили, но неудачно. Мы вычистили, снова зашили, сейчас антибиотиками колем. Температура поднялась, это хорошо. В ране была магия и вот это, — он отдал мне сдвоенные иголки сосновой хвои.
«Леший», — эхом раздалось в моей голове имя чудовища, обитавшего в лесах Умы. Но Лешего убили, а магия была явно его, я чувствовала это на ощупь, тёмная, злая.
— Выживет? — как-то страшно стало за ребёнка.
— Да.
— Я останусь здесь.
— Хорошо. Старух пустить? — врач собрался уходить.
— Нет. Я сама к ним выйду… Позже.
Осталась стоять рядом с Хиё, думая о том, чем бы могла ему помочь. Маленький, смуглый, худенький. Утонул в белой больничной рубашонке. А глазницы огромные и веки-синие.
Я взяла телефон и набрала Данила. Он обещал, что телефон не прослушивается, очень надеялась, что в палате ещё не побывали федералы, не навтыкали «жучков». Но всё равно обходила палату, подглядывая под столы и стулья.
— Да, радость моя.
— Приехал мой муж. На вид лет восемь, не больше.
Тишина в трубке. Поэтому, я продолжила:
— Лешего нет в живых, а его магия есть. Мальчишка попал под раздачу. Я так поняла, сошёл с какой-то станции в районе Умы и помчался биться с местной нечестью. Пострадал.
— Елена, вспоминай, что ты видела на Холодных камнях, — строгим голосом спросил Данил. Он всегда в деле, всегда в курсе событий. Я бы поиграла с ним в обиженную жену, но не время.
— А ведь правда! — выкрикнула я, и огляделась по сторонам. — Леший взял насильно девушку, и она понесла от него. Там есть наследник.
— Держи меня в курсе, — шепнул в трубку Данил. — И помни, я в любое время выведу тебя из игры.
— Помню, — вздохнула я и, отключив телефон, вышла из палаты.
Обрушилось на меня несчастье в виде четырёх корреспондентов местных газет, двух полицейских, двух охранников, что сопровождали всех к палате, Малова, который решил пообщаться в столь ранний час. Тут же Ося приставал к медсестре. Две старухи от дверей не отходили и все время что-то трещали на ужасном языке. Все были вынуждены расступиться, когда появился следователь по особым делам в сопровождении охраны. Двое военных отодвинули в сторону собравшихся, хотели отстранить старух, но те визжащими голосами стали ругаться. Я скалой встала на пути следователя, взглядом показывая, что пройти не дам. Старухи тут же встали по обе стороны от меня.
— Сергей Владимирович Борзой, а не оборзели вы? Ему лет восемь, какой брак?
— Отличный брак, — ответил невозмутимый следователь. — Конституция Российской Федерации на боевых магов не распространяется. Посторонитесь, я…
— Это мой муж, и так как он несовершеннолетний, мне решать, будете вы на него смотреть или нет, — я сложила руки на груди, старухи низкорослые тут же сделали так же.
— Он ещё тебе не муж.
— Малой! Работников загса сюда и свадебного фотографа!
— Лучше расскажите мне, кто они? — продолжила я разговор с Борзым.
— Индейское племя атапаски.
— Капец, — вырвалось у меня. — На ребёнка напали. В нашем посёлке Ума. Точнее он сам с поезда сошёл и получил.
— Знаю. Сражалась с Эти, получила ранение. Старухи дотащили до населённого пункта. Там, за два слитка золота их согласились довести до города, — следователь усмехнулся хитро. — Два слитка, не хило, ещё водитель думал соглашаться или нет. Водителя мы найдём, золото вернём.
— Можете конфисковать, мы не нуждаемся.
— Хорошо, — Борзой хлопнул папкой и откланялся. Когда он отошёл от двери, на его место подошла медсестра в маске с тележкой впереди. Когда дверь приоткрылась, щёлкнула вспышка фотоаппарата одного из корреспондентов. Я озлобленно выкрикнул ругательство, зашла следом за медсестрой и закрыла дверь на замок.
— Ой, — произнесла медсестра, застыв на входе.
Мальчик сидел на кровати. Утреннее солнце скользнуло в блестящих черных, как крыло ворона растрёпанных волосах. Его глаза огромные раскосые на пол лица, темно-синие, как два звёздочных сапфира на бледном изнеможённом личике. Он был похож на мультяшку, анимэшку.
— Ена? — спросил он, глядя на меня.
— Да, Лена, — улыбнулась я и помахала ему рукой. — Привет, Хиё.
Медсестра задрала мальчику рубаху, стала срезать ножницами бинты. Опять замерла, когда вместе с бинтами в её руки выпали нити, которыми сшили рану. А раны не было. Плоский смуглый животик и даже шрама не осталось. Выронив из рук ножницы, медсестра бросилась из палаты за врачом.
Хиё сидел, свесив тонкие ножки с каталки
— Как ты себя чувствуешь? Ты говоришь по-русски?
— Гаваю, — ответил ребёнок, — и так посмотрел на меня, сиротинушкой, что невольно вспомнился бывший министр магии Мороз.
