Перед глазами почти полностью потемнело, туннель сузился до точки, белой, яркой, отчего-то напомнившей ему блик солнца на вершине айсберга. Напомнившей дом.
Лед-прародитель… Нет, конечно нет. Слишком далеко от Островов.
Но Арон все равно потянулся к этой точке. Не магией, а самой своей сутью. И точка света вдруг действительно показалась не остатком дневного света, а осколком льда.
Жар в теле почти стих. И боль стала глуше, отдалилась. Наверное, он умирал. Говорят, там, в Серых Землях, нет боли. Что ж, самое большее, что Лед-прародитель мог сделать для него здесь – это дать ему достойное погребение, подобное тому, которое Арон дал Мине.
Нет!
Арон не мог умереть. Он обещал. У него не было права умереть, когда враги продолжали жить.
Что угодно.
Кто угодно.
Он был готов принять любую помощь.
Осколок льда — или последняя точка света, которую он продолжал видеть, — изменился. Увеличился. Приобрел очертания человеческой фигуры. Сияющей женской фигуры. Потом Арон разглядел ее лицо. Она была юна и прекрасна. Она всегда была юна и прекрасна.
«Праматерь.»
Быть может, Арон сказал это вслух. Быть может, лишь подумал.
Боль и жар больше не ощущались. Вокруг осталась лишь темнота — и в этой темноте Арон не лежал, уперевшись дрожащими руками о каменный пол, и не выплевывал свои внутренности, перемешанные с песком. В этой темноте он мог твердо стоять на ногах, будто бы никакая Пустыня не отравила его.
Праматерь остановилась и протянула к нему ладонь. Ее полупрозрачные длинные пальцы сияли, будто бы кожа богини была покрыта бриллиантовой крошкой.
Помощь.
То, о чем он только что просил.
Нужно было протянуть руку в ответ, но Арон не мог заставить себя сделать это. Да, если он умрет здесь и сейчас, то не выполнит обещание, данное Мине. Но если примет помощь Богини Льда, не предаст ли этим память своих родителей, от которых она отвернулась?
— Ты позволила им изгнать нас! — вырвалось против воли. Его застарелая обида. — Ты позволила проклятой Гите убить моего отца, позволила Синей Чуме забрать мать. Я молился тебе, умолял помочь, но ты не отвечала!
– Так было нужно, – ее глаза были холоднее векового льда.
– Почему ты пришла сейчас?
— Так нужно.
Поза богини не изменилась. Она стояла, все также протянув к нему руку, и ждала.
— И что взамен? Ты ведь хочешь что-то взамен?
– Когда тебе исполнится двадцать три года, ты должен вернуться на Острова и поклониться мне в моем главном храме.
Такая малость – в обмен на спасение его жизни. Такая мелочь. Но боги не обменивают свои милости на мелочи. Что на самом деле стояло за ее условием?
Еще один долг к его растущему списку долгов.
В этой темноте, где не было ничего и никого, кроме него и богини Льда, Арон протянул руку и сжал ее тонкие пальцы.
Тьма раскололась, возвращая его в реальность, к жару и боли...
Холодно.
Холодно.
Холодно…
Как же хорошо, когда холодно. Когда холод проникает в тело, убивая жар, изгоняя Пустыню. Когда тело покрывается слоем льда, когда тело становится льдом. Как в далеком детстве, при Посвящении…
Дневной свет продолжал литься внутрь грота через широкую щель в потолке. Лился и отражался ото льда, который покрыл не только тело Арона, но и пол, и стены грота.
В империи не бывало настоящих холодов, таких, как на Островах — холодов, когда птицы падают, замерзая на лету, а обычные люди, не знающие, как правильно дышать, когда приходит настоящий холод, выкашливают свои обмороженные легкие.
Арон уже и забыл, что такое настоящий холод.
Правильный холод.
Целительный холод…
Холод, который длился, пока яд Пустыни не ушел полностью, забрав с собой жар и боль.
Арон шевельнулся, и лед, покрывающий его тело, пошел трещинами и начал осыпаться. Опершись руками о пол грота, Арон медленно поднялся. В теле, отзвуком пережитого, еще ощущалась слабость, но и она уже уходила. Посмотрел вниз, на ледяную корку, покрывшую лужи его крови, которую он выкашливал здесь, несколько минут назад, посмотрел на песок, смешанный с кровью. Посмотрел на меч, валяющийся неподалеку.
Арон несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Слишком много всего случилось. Редко что могло выбить его из равновесия, но яд Пустыни, почти смерть, и явление Праматери -- это все было слишком… Он встряхнул головой, выбрасывая ненужные мысли и чувства. Не сейчас. Не здесь. Потом, позднее, в безопасности, он обдумает все, что случилось. Потом он позволит себе чувствовать – и злиться, и сомневаться, и пытаться понять. Все потом.
Силы в его резерве осталось едва на треть, но и та ощущалась какой-то неправильной. Хотя какой еще может быть Сила, заимствованная у мертвеца?
Поставленная Вечным защитная сфера все еще окружала грот. Арон наклонился, взял в руку меч и сел на пол, прислонившись к стене.
Теперь оставалось лишь ждать – новых испытаний, снятия защитной сферы или все же экзамена?
Часы текли. Арон следил за тем, как тени ползли по полу грота, показывая движение солнца.
Аватар Тьмы пришел, когда уже начали сгущаться сумерки.
Арон поднялся на ноги, не позволяя себе чувствовать облегчение. Но аватар Тьмы приблизился к нему, остановился рядом, почти касаясь, и Арон ощутил присутствие Тьмы, ее любовь, ее благословение. Выдохнул, на мгновение прикрыл глаза, окунаясь в саму суть Темной магии. Что ж, он был жив, он был цел, и в резерве все еще была Сила.
Потом открыл глаза и отбросил меч в сторону. Обычное оружие ни в чем не могло помочь ему пройти мастерский экзамен.
***
Небо уже побледнело, но рассветное солнце еще не вышло из-за горизонта, когда защита вокруг грота исчезла.
Арон вышел из грота не сразу. Не потому, что не хотел. Потому, что сил идти у него практически не осталось.
Резерв был пуст – вычерпан до последней капли Силы. И физическое состояние было ничуть не лучше – будто его тело выжали, выкрутили, переломав все кости, а потом выбросили то, что осталось.
Арону доводилось видеть, в каком состоянии подмастерья, ставшие мастерами, выходили – а чаще выползали, – из места, где проводился экзамен. Теперь он понимал, что они ощущали. От повторения их примера его удерживала только гордость.
Вечный стоял у входа. Вряд ли он ждал тут все это время. Скорее всего, появился только сейчас, когда следящие заклинания доложили, что экзамен окончен и Арон выжил.
Арон посмотрел на мага, на его лицо, и недоуменно моргнул. Это истощение играло в игры с его зрением или кожа на лице и руках Вечного действительно отслаивалась и, кое-где, висела клочьями? А под ней виднелась не розовая молодая кожа, как было бы у обычного человека, и даже не мясо, а… Арон пригляделся, но так и не смог понять. Что-то тусклое, серое. Глаза Вечного, прежде темно-карие, тоже изменились, выцвели. Голова поседела полностью. Перед Ароном стоял не крепкий сорокалетний мужчина, каким Вечный был еще день назад, а изборожденный морщинами больной старик.
