БАБОЧКА, ВЗМАХНУВ КРЫЛЬЯМИ,
ВЫЗВАЛА БУРЮ
Я держу Ханну, а сам в жутком напряжении. Она кричала, она рухнула без сил… я слышал ее голос. Это были слова. Только шепотом, но, клянусь, она шептала.
Я просто крепко держу ее, сидя с ней на полу на коленях, в грязи, посреди всего того, что когда-то было ее домом, и мне стоит больших усилий взять себя в руки и не поддаваться эмоциям. Она так плачет, так дрожит, для нее все это чересчур.
– Ш-ш-ш, – как-то выдавливаю я из себя, продолжая крепко держать Ханну.
Мы останемся сидеть где сидим, и я буду изворачиваться, говоря что-то вроде: все хорошо, все в порядке, нам нужно встать. Хорошего сейчас довольно мало, и все мы знаем, что слова «все в порядке» – это не что иное, как большая ложь. Заполнитель пустот для чувств, которых нам все равно не описать, и мы даже не пытаемся. Я встану, лишь когда этого захочет Ханна. Когда она будет готова. Черт, если она всю ночь будет тут сидеть и плакать, то и я буду всю ночь сидеть с ней и держать ее.
Наконец на улице темнеет. Наконец слезы у Ханны иссякают и она больше не дрожит. Она тяжело обмякла в моих руках. Я осторожно отвожу с ее лица волосы. Она заснула. Неудивительно после всего, что на нее сейчас обрушилось.
Не выпуская Ханну из рук, я встаю и тихо чертыхаюсь, потому что левая нога затекла. Приходится немного переждать, прежде чем получится поднять Ханну и снести вниз. Руки ее болтаются, голова откинута назад. К сожалению, большего комфорта мне сейчас ей не предоставить.
Мне как-то удается открыть дверцу и опустить Ханну на сиденье. Бережно пристегнув ремень безопасности, я укладываю ей голову поудобнее. Захлопываю дверцу, сажусь на водительское сиденье и, бросив на нее последний взгляд, включаю двигатель.
Только на автобане я нахожу в себе силы выдохнуть. Потерев лоб, снова надеваю бейсболку как следует и думаю о том, что сейчас произошло. Не может быть, чтобы мне померещилось.
Я слышал ее голос. Не только крик. Она говорила.
Когда мы добираемся до «Святой Анны», уже темно. Припарковав машину, я выхожу и заношу Ханну в здание школы. Бен ждет нас. Он прислонился к стене и выглядит усталым. Кто знает, как долго он тут стоит. Лишь на секунду он меняется в лице, когда видит на моих руках Ханну без сознания.
– С ней все хорошо?
Я киваю:
– Только всего было…
– …слишком много, – заканчивает мою фразу Бен, становясь передо мной. Он выжидает.
– Меня скоро здесь не будет, Бен, – первым делом говорю я, и это глупо.
– И как это связано с Ханной?
– Сам прекрасно знаешь!
– Нет, не знаю. И ты тоже. Не создавай себе проблем там, где их нет, Леви. Ты уйдешь отсюда, но не из этого мира. Груз, который мы влачим, никогда не исчезает полностью, разве что становится легче. У тебя это так, и, если нам повезет, когда-нибудь так же будет и у Ханны. Шаг за шагом и день за днем.
– Что ты хочешь сказать, Бен? Колись уже!
– Я хочу сказать, что, если эта девочка что-то для тебя значит, а я полагаю, что это так, то ты уж теперь, будь добр, не сдавайся.
– Тоже мне умник, – шепчу я, а в горле ком застрял.
– Знаю, – улыбается Бен. – Давай отнесем Ханну в ее комнату и ты отдашь мне ключи от машины. Надеюсь, машина еще жива?
Бен доверяет мне, но в ответ на этот вопрос я не могу сдержать усмешки.
А затем рассказываю ему все по порядку.
– Думаю, остаться с ней мне нельзя.
– Ты умный парень. Это мне всегда в тебе нравилось.
К счастью, Бен знает номер комнаты Ханны, мы останавливаемся у ее двери, Бен стучит, и я слышу, как Лина ругается, кому от них, черт побери, в это время что-то понадобилось. Сара открывает дверь, и глаза у нее расширяются, когда она видит сначала Бена, а затем Ханну и меня.
– С ней все хорошо? Что случилось?
Она уже в пижаме в пеструю крапинку.
– У Ханны был тяжелый день, но с ней все хорошо. Завтра ей, вероятно, понадобятся ваша помощь и ваше общество, – опять слишком загадочно говорит Бен, пока я протискиваюсь в дверь.
– Где комната Ханны?
– Что, к чертям… – увидев Ханну, Лина осекается и показывает на комнату слева. Они с Сарой идут следом за мной, освобождают кровать, сгружая коробки на пол, чтобы я мог положить Ханну. Меня пугает Мо, примчавшийся в комнату и запрыгнувший на кровать. Он обнюхивает Ханну и, лизнув ее в нос, сворачивается клубком рядом с ней.
Тихо выйдя из комнаты, мы закрываем дверь.
– Может мне кто-нибудь сказать, что здесь происходит? – Лина упрямо вздергивает подбородок, а мы с Сарой переглядываемся.
– Леви, надеюсь, я могу на тебя положиться, – только и говорит Бен, перед тем как пожелать нам доброй ночи и уйти. Я прекрасно понимаю, что он имеет в виду.
– Наверное, Ханна сама должна тебе все объяснить.
– Вряд ли у нее это получится.
– Лина, я думаю, Леви…
Но Сару тут же прерывают.
– Я тоже думаю, что Леви мог бы сейчас что-нибудь сказать.
– Ханне очень плохо, потому что умерла ее сестра-близнец, так устроит? – в ярости шиплю я.
– Был пожар? – в меру своих возможностей осторожно спрашивает Лина.
– Откуда ты знаешь?
– Видела у нее рубцы. Я же не дура.
Я только киваю.
– Это она сама должна вам рассказать. Я не могу. Спокойной ночи.
Глава 40
Ханна
Я УПАЛА В КРОЛИЧЬЮ НОРУ
Глаза открываются с трудом, они словно опухли. В горле пересохло, и болит рука. Я, прищурившись, кошусь вниз. На руке разлегся Мо, очевидно, поэтому она и болит. Осторожно вытягиваю из-под него руку, что ничуть его не тревожит, и усаживаюсь в постели. Как я здесь очутилась? Последнее, что помню, это как Леви подхватывает и держит меня.
Последнее – это Иззи и фраза, которая постоянно крутится у меня в мыслях.
Прости меня.
Из головы не идет вид нашего дома, нашей с Иззи комнаты. От нее ничего не осталось.
Я кричала и ощущала, как что-то во мне меняется. Думаю, я говорила, и слова слышались такими же чужими, как и мой голос.
