Игорь, словно прочитав мои мысли, спрашивает:
— Назовешь адрес? Или поедем ко мне и выпьем кофе?
— Ты прямолинеен, — морщусь. — Часто такие предложения чужим невестам делаешь?
— Нет. Но ты правда очень симпатичная. Жаль, Герман опередил. Но он поступил сегодня отвратительно. Бросил тебя на празднике, позволил Лике висеть на себе. Она же нарочно, он не мог не понимать этого.
Сглотнув горечь от услышанных слов, произношу тихо:
— Извини, никакого кофе. Может мой жених и козел… Но я сама разберусь с этим.
— Я ничего другого и не жду, Настя, — вздыхает Игорь. — Но имей в виду, я настойчивый.
— Мы можем о чем-то другом поговорить? Ты вроде к нам на работу устраиваешься? Кем? — интересуюсь вяло, лишь бы только тему перевести, и Игорь до конца пути что-то рассказывает, не замечая, что я едва слушаю, слепо глядя перед собой. Мое сердце совершенно разбито, на тысячу мельчайших осколков.
— Поверни, пожалуйста, в этот поворот, немного проехать — и будет моя деревня, — произношу название места, где живу. Ожидаю высокомерного взгляда со стороны Игоря, но он и бровью не ведет.
— Мой рассказ тебя расстроил? — спрашивает Игорь, останавливая машину возле моего дома. В окне горит свет, видимо мама еще не спит. Меньше всего мне хочется продолжать разговор, уж тем более не собираюсь Игорю душу открывать и уже жалею, что побудила завести разговор о сестре и Германе. Мотаю головой, вцепляясь побелевшими пальцами в сумку. — Зачем такой милашке как ты такой бабник? Никогда не пойму, — словно сам с собой продолжает рассуждать Игорь.
— Мне кажется это тебя не касается, — отвечаю слишком резко, чем, очевидно, пробуждаю любопытство Игоря.
— Эх, ясно, что бы я ни сказал…
— Спасибо что подвез. Я очень благодарна, правда. Увидимся на работе. Прости что не предлагаю зайти и выпить кофе. Мама была бы рада гостям, но слишком поздно, мне вставать рано.
— Увидимся, — посылает мне широкую улыбку Игорь.
Разворачиваюсь и иду к дому.
Мое сердце ноет, не могу выкинуть из головы картину увиденного, как Герман целует бывшую. Мне отчаянно больно думать об этом! Но я понимаю, что не имею никаких прав на претензию или обиду. Герман мне ничего не обещал. Возможно, он до сих пор любит эту Лику. Да, он подставил меня — на это я имею право злиться. Фактически силой заставил играть роль своей невесты, а потом бросил и на глазах у всех начал флиртовать с бывшей. Все видели это и надо мной смеялись, наверняка. Так стоит ли такому мужчине говорить о ребенке? Кто знает какие проблемы это мне принесет? От Самойлова можно ожидать чего угодно! Даже того, например, что захочет отобрать малыша…
От этой мысли по спине пробегает холодок. Теперь от меня не зависит узнает босс о ребенке или нет. Все слышала его фурия мамаша! Мне конец! Кажется, моя душа сейчас скончается в муках от боли, а дома еще и мама, будет расспрашивать, допытываться. Нигде мне покоя нет, а хочется всего лишь спрятаться в укромный уголок и вдоволь нареветься.
Глава 20
По дороге на работу моя старенькая труженица-машинка снова подводит: грохочет и пыхтит, выбрасывая из-под капота столбы черного дыма, и я сомневаюсь, что довезет меня до офиса. А как буду добираться до дома после рабочего дня, вообще не представляю. Как сложно в жизни без надежного мужского плеча, без человека, на которого можно во всем положиться. Ну хотя бы машину попросить осмотреть, ведь я сама в этом совершенно не смыслю. Заезд в автомастерскую мне сейчас абсолютно не по карману. Нужно копить деньги на малыша, матери-одиночке непросто поднять ребенка.
С этими горькими мыслями кое-как оказываюсь на парковке, оставляя машину в неприметном уголке, чтобы не позориться. Бегу в офис, мне нужно оказаться там до девяти утра, опоздания неприемлемы. Настроение никакого, не выспалась, вся на нервах, к тому же, тошнит. А тесное платье распирает набухшая грудь, и мне кажется, что это всем заметно.
Хотя разумом понимаю, что никакого живота у меня в помине нет и три-четыре месяца могу не беспокоиться, что кто-то заметит мое состояние, если я сама себя не выдам и не буду кричать о своей беременности на каждом углу. Снова вспоминаю скандал с Верой и понимаю, что ужасно злюсь на нее, потому что вмешивается в мою жизнь, словно имеет на это право. Но больше всего сейчас страшусь встретиться с Германом, не представляю, как буду с ним держаться. От картинок в моем воображении волосы на голове встают дыбом, а сердце норовит выскочить наружу.
И снова виновата Вера, из-за нее мне пришлось работать в приемной. Сидела бы сейчас тихонечко в уголочке на своем старом рабочем месте. Никто меня бы не трогал и не замечал. А теперь все вокруг меня ходят, достают. Узнали, что пригласили кризисного менеджера, переполошились и вообразили себе, что сейчас всех будут увольнять направо и налево. А кто им даст надежную информацию, как не приближенное к главному боссу лицо. Наверное, Вера постоянно вокруг себя клубок из сплетен и новостей сплетала, и все думают, что я буду делать точно так же.
Вот только они не догадываются, что я не собираюсь сегодня вообще разговаривать с Германом, только если он первым начнет. По возможности буду молчать, стараясь слиться со стенкой. Телефон не умолкает, мало того, что звонят по внешней линии, так еще и внутренние звонки одолевают. Кто не удосужился подойти и поговорить лично о потенциальном увольнении, пытается выведать что-то по телефону. Ну а я не могу не отвечать — вдруг пропущу какой-то важный звонок. Приходится сцепить зубы и работать, работать и работать.
«Полдень близится, а Германа все нет…» — всплывают в голове перефразированные мною слова из Пушкина. Конечно же, сейчас не полдень, а половина одиннадцатого, пора бы уже генеральному директору появиться на рабочем месте. Куча бумаг на подпись скопилась, нужно согласовать время вылета в служебную командировку, на одиннадцать назначена встреча с юристами. По идее, я должна бы уже позвонить боссу и поинтересоваться, когда он все-таки соизволить явиться, но не могу себя пересилить, не хочу с ним разговаривать. Нельзя никогда смешивать личную жизнь и рабочие отношения, это чревато последствиями. Я знала об этом и понимаю, что, наверное, мне придется уволиться, но в то же время как оказаться без работы беременной? Мне необходимы декретные, на маму не могу надеяться, не имею права скинуть на нее свои проблемы. А еще страх одолевает, что она меня из дома выгонит, когда узнает, что за отца ребенка замуж не собираюсь…
Бодрые шаги Германа узнаю с первой секунды. Сердце выскакивает из груди, я подхватываюсь с места, судорожно поправляя прическу и облизывая пересохшие от волнения губы. Сейчас он окажется рядом и нам придется разговаривать, а я видеть его не могу, физически не могу выносить присутствие, после того как увидела его с бывшей невестой!
Получаю неожиданную передышку, когда босс быстро входит в приемную и, едва поздоровавшись, требует принести кофе в конференц-зал, где уже ждут его юристы для рабочего совещания. На трясущихся ногах делаю этот чертов кофе и вхожу в конференц-зал, слыша, как чашки дрожат на подносе. Того и гляди, свалятся. Представляю этот апофеоз профессионального краха. Расставляю кофе перед мужчинами в деловых костюмах и невольно прислушиваюсь к разговорам. Мне и самой интересно: неужели действительно в компании наступили трудные времена?
