– Проезжай, проезжай! – орал здоровенный полицейский. – Не останавливаться!..
Ни жара, ни полная многокилограммовая амуниция не умаляли его служебного рвения. На иврите Петр знал только пару слов, но жесты полицейского были столь недвусмысленны, что переводчик не требовался.
– Черти! – выругался Деникин. Их маниакальная антитеррористическая активность его уже достала. В итоге машину пришлось оставить за триста метров от входа и переться к терминалу по жаркому мареву, от которого даже асфальт размякает!
Тем приятнее было войти внутрь здания. Местные инженеры знали, как бороться со зноем. Ни холодного ветра, ни завываний вентиляторов: приятная расслабляющая прохлада получалась как бы сама по себе.
Туда-сюда сновали торопливые пассажиры. За переносными никелированными барьерами работали специалисты службы безопасности аэропорта. Каждый улетающий из Бен-Гуриона проходил обязательную беседу с обученным психологами офицером. Десятки дежурных вопросов сильно раздражали пассажиров. Петр с трудом сдерживался, когда его по третьему разу выспрашивали, не держал ли его багаж в руках кто-нибудь чужой. Или еще хлеще – где он ночевал последнюю ночь и не было ли у кого-нибудь доступа к его чемодану. «Какое их собачье дело, где я ночевал последнюю ночь? Да и предпоследнюю тоже».
Но надо отдать им должное – эти парни и девушки работали эффективно. Во всяком случае, Израиль, со всех сторон окруженный потенциальными террористами, практически не терял своих самолетов и граждан в результате вооруженных захватов или подрывов.
В динамиках зашелестело, и приятный женский голос – последовательно на иврите и английском – объявил о прилете того самого рейса, из-за которого Деникин и продлил на неделю свою командировку. Очень скоро станет ясно, насколько правильным был этот поступок.
Петр поймал себя на том, что волнуется.
«Какая чепуха!» – устыдился он. Посмотрел на часы и, убедившись, что есть еще минут десять, спустился в туалетную комнату. Там умылся, причесался, придирчиво осмотрел себя в зеркале. С удовлетворением отметил, что дочка не льстила: очень даже ничего мужчина.
И, успокоенный, направился к месту встречи прилетевших.
3
Шасси мягко коснулось бетонки, и стихнувшие было двигатели гигантского «Боинга-747» снова взвыли: пилот включил реверс, сбивая инерцию махины трансконтинентального лайнера. Потом – долгая рулежка за крошечным «лоцманом», ярко-оранжевой машинкой, указывающей путь огромному «джамбо».
Лариса, уставшая от перелета, прижалась лбом к иллюминатору. Мимо нее проплывали расставленные вдоль полосы, неприметные днем фонарики. За краем бетонки из выжженной солнцем земли торчали иссохшие хвостики травы.
Микроклимат салона разительно отличался от того, что был за бортом, – безо всяких термометров зной там угадывался по дрожащему над бетонкой раскаленному воздуху. Впрочем, для человека, прожившего последние двадцать лет в Калифорнии, это не столь страшно.
Удивительно, но после детства, проведенного в Заполярье, и московской юности Лариса легко и естественно прижилась в жаре и полном беззимье. Наверное, в детстве отзимовала за всю жизнь.
Не дожидаясь полной остановки лайнера, она встала и собрала свои малые пожитки. Сейчас редко кто путешествует с огромными чемоданами: вещи во всех странах одни и те же, да и доллары (для тех, у кого они есть) при пересечении границ цвета тоже не меняют.
На улице – узнаваемый и теперь уже родной запах юга. Лариса с удовольствием прошлась, разминая затекшее от долгого перелета тело.
Таможенные привычности прошли быстро.
После дежурного шлепка в паспорт она двинулась по длинной галерее, мимо вереницы киосков, гарантировавших наилучшие варианты проката машин и съема апартаментов.
Последний поворот – и Лариса в зале прилета. За растянутым толстым бархатным канатом – толпа встречающих.
Судорожно осмотрела лица – его нет. Еще раз – нет! Направо, налево – вот он! Ну конечно! Разве Петр будет стоять в толпе?! Могла бы и сама догадаться. Пусть потом придется пробираться к узкому выходу, но смешиваться со всеми Петр Великий себе никогда не позволял.
Значит, он все такой же. Да и внешне не слишком изменился. Разве что поседел слегка. Ну да ведь и Лариса, если смыть краску, тоже далеко не истинная шатенка.
Петр наконец ее тоже увидел. Улыбнулся. Хоть бы руку поднял, помахал! Но нет. Соревнование продолжается. Что ж, она всегда уступала: Лариса подняла свободную руку, Петр немедленно с готовностью откликнулся и начал пробираться к выходу.
…Вот и встретились. Она, как всегда, уткнулась носом в верхнюю пуговицу его рубашки. Он обнял ее двумя руками, поцеловал в затылок. «Господи, поймет, что крашеная!» – мелькнула дурацкая мысль. Конечно, нет. Он такой же бесхитростный во всем, что не касается работы.
– Ты совсем не изменилась, – почти честно сказал Деникин. – А я вот седой весь.
– Седина украшает мужчину, – усмехнулась Лариса.
Деникина передернуло.
«Неужели помнит? И неужели это для него еще важно?» – удивилась она. И это было приятное удивление. А почему бы нет? Для нее ведь это оказалось важным. И она ведь помнит!
4
В машине некоторое время молчали.
– Ну, рассказывай! – не выдержала Лариса.
– Да ты и так все, наверное, знаешь.
– Кое-что знаю, – улыбнулась она. – Девчонки по мэйлу сообщают. Но все равно из первых уст интереснее.
– Мальчик и девочка. Сын – студент, дочка – в девятом классе.
– Из скольких?
– Что «из скольких»? – не понял Петр.
– Сколько сейчас классов в России? Вы всегда что-то меняете.
– «Вы…» – улыбнулся Деникин.
– А что поделаешь… Знаешь, я, когда в Москву приезжаю, чувствую себя в гостях.
– А я в гостях везде, кроме Москвы.
– Ты всегда был патриотом. Давай лучше про своих детей.
– А про детей особо пока и говорить нечего. Вот проявят себя…
– Надеешься?
– Какой же родитель не надеется?
– Я не надеюсь, – спокойно сказала Лариса.
Петр вздрогнул:
– Я уже отвык от тебя. Неужели все так плохо?
– Хуже некуда.
– Слушай, Лариска, у меня сейчас один доктор-фанат деньги просит. Под наркологический центр. Говорит, что с гарантией снимает с героина.
– Про героин – девчонки сказали?
– Не сердись на них.
– Не сержусь. Я знала, что скажут. Но иногда невозможно держать в себе.
– Ну так, может, попробуем? У него куча сертификатов, патенты. Лечит как-то ядрено: с помощью чистого ксенона снимает с наркотика. А к ксенону привыкания нет. Может, рискнем?
