— Крым, послушай… я сейчас скажу кое-что, но… Может быть, это всё-таки подстава? Вдруг Злата и правда… ну, сама, а?
Моя рука как-то сама по себе взлетает в воздух, а под кулаком что-то хрустит. Звук этот отрезвляет, и пелена сходит разом, словно лавина с горы, хоронит под собой мою ярость.
От кулака, вверх по руке проходит волна боли, и мозги становятся на место.
— Идиот! — шипит едва слышно.
— Закрой рот, — говорю как-то очень спокойно, а Сашка выплёвывает зуб. — У тебя есть ещё, что сказать? Кроме ереси о подставе?
— Почему ты мне не веришь? Почему ей? Кто она такая? — злится, стирая тыльной стороной ладони кровь с губ. Ставший щербатым рот кривится, и я отворачиваюсь. — Кто она, Крым? Просто баба! Жена этого урода, убившего ребят, тебя чуть не убившего. Мы с тобой столько лет вместе! Да я хоть в огонь, хоть в воду. А ты мне в морду?
— Ты во мне разочарован, что ли? — заламываю бровь и смотрю на злого Сашку в упор.
— Стоило ей появиться, всё пошло по пизде! — орёт и кажется, что вот-вот его на части порвёт. — Пусть горит огнём тот сраный тендер, те пустыри, её помощь, если за всё это пришлось такую цену платить.
За закрытой дверью нарастает гул голосов. Парни. Они вернулись на собрание. Или никуда не уходили? Но у нас пока ещё ничего не закончено.
— Да нахуй она тебе вообще нужна? Крым, очнись! Парни недовольны! Ты же всё к её ногам бросил, всего себя. Так разве можно? Если бы она не припёрлась тогда, не было бы ни смертей, ни спаленного клуба. Ничего бы не было. Это она, понимаешь? Она самая главная проблема. Причина всего пиздеца!
Меня снова накрывает, потому что понимаю: даже Саше я не могу позволить нести всю эту херню о Злате. Никому не позволю.
Хей, Крымский, ты что, действительно снова бьёшь своего друга из-за женщины?
Внутренний голос разрывает голову изнутри, а Саша летит к противоположной стене. Срать, если у меня разойдутся швы или лопнут внутренние органы.
— Заткнись.
Это всё, о чём я говорю ему. Но он действительно затихает, только смотрит волком. Осматриваю ангар. Внутри он пуст и лишь несколько стульев сиротливо жмутся к стене.
— Крым, — доносится до меня, но я не смотрю на Сашку. — Ты больной на голову придурок.
— Просто думай, прежде чем рот свой открывать.
Снова тишина внутри, а голоса снаружи всё громче. Кто-то бьёт в дверь, зовёт меня, но время сейчас остановилось. Вдруг Сашка принимается ёрзать, кряхтеть и кое-как всё-таки поднимается на ноги.
— Ты просто не понимаешь! От неё давно надо было избавиться. Она лишняя, из-за неё дохрена проблем. Избавиться, понимаешь? Ну, натрахался ты всласть, и хватит. Услышь меня, Крым!
У меня внутри что-то обрывается. Совсем тонкое — та прозрачная ниточка доверия, которая ещё была натянута во мне. То немногое, что ещё было “за” Сашку.
— Ты о чём?
Я подхожу ближе. Совсем близко, и мы снова оказываемся друг напротив друга.
— Её просто нужно отдать Романову. Сразу нужно было, как только она появилась. Понимаешь? Это самое правильное. С этого нужно было начинать. Просто отдать Романову, он этого хочет. Её получить, проучить. И тогда всё закончится. Он пообещал, что тогда всё закончится.
С Сашки медленно слетают все маски. Одна за другой. Обнажают нутро. Во всей красе показывает одержимость своей кривой и сломанной правдой.
— Ты…
— Нет, Артур, ты просто сейчас не понимаешь. Но ты поймёшь, это правильно.
— Блядь, только не говори…
— Пра-виль-но, — повторяет, а во взгляде непоколебимая уверенность. — Теперь всё будет хорошо. Я виноват, очень виноват. Но я всё исправил. Всё! Теперь никто не погибнет, теперь война закончится. Дело же важнее всего? Так ты всегда говорил. Просто вспомни всё, что вбивал в головы парней. Тогда всё встанет на свои места.
Я не знаю, где нахожу в себе силы не убить его. Потом. Не время. Мне просто нужно бежать. Нужно. Я не могу терять время на этого идиота. Верящего в каждое своё слово. Уверенного в своей правоте.
На удивление легко мне удаётся справиться с замком. Солнечный свет бьёт по глазам, я обвожу взглядом притихших парней и бросаю хриплое:
— Этого, — взмах рукой за спину, — никуда не выпускать.
— Это же Сашка.
— Это гнида.
Всё, что происходит дальше — просто рваные кадры старой киноплёнки.
Торопливые шаги, срывающиеся на бег. Свист ветра в ушах. Спотыкаюсь, едва не падаю. Кто-то бежит за мной, но я ничего не вижу. Перекрытое страхом — да им, чёрт его возьми, — дыхание. Плывущие перед глазами кровавые блики. Когда я бегал так в последний раз?
Но я всё равно не успеваю. Поздно. Всё слишком поздно. Я слишком много времени потратил на Сашку.
Дверь проклятого домика, в котором оставил Злату распахнута, а внутри никого.
Прости меня, Злата.
Я прохожу внутрь, замечаю упавшую мастерку. Наклоняюсь, поднимаю её и жадно втягиваю ставший до ужаса родным запах.
Прости меня, Злата.
Домик наполняется людьми. Они все — мои парни. Родные люди. Близкие. Понятные. Мы же, мать его, одна семья.
Когда всё пошло не так?
Пальцы сжимают ткань мастерки, рвут её неосознанно, на лоскуты.
— Как это, блядь? — всё, на что хватает моих ресурсов.
— Её увезли, — подаёт голос лысый Артём, отвечающий за охрану периметра и главных ворот. — Сашка предупредил, что ты в курсе. Это же был твой приказ! Нам так сказали! В безопасное место!
Артём нервничает, потому что до него доходит — каждое слово приближает его личный апокалипсис.
— Кто увёз?
— Я не знаю. Сашка сказал, что никому нельзя там быть, потому что это твой приказ. Что только ему доверяешь.
— Ты оставил пост?
— Так ты что, не в курсе? Как это? Сашка сказал, что всё на твоём контроле, мы не спорили. Это же отработанная схема, ну.
"Он не знал".
"Так что, не приказ Крыма?"
"Как это?"
"Да не может быть. Сашка бы врать не стал!"
"Хуйня какая-то!"
"Нет, подождите, надо разобраться".
Мой телефон звонит. Чёрт, я даже не помню, как забрал его из ангара. Теперь это не незнакомый номер.
Сейчас Романову нет нужды прятаться. Он взял меня за жабры. Даже если сам об этом не знает.
— Привет, Головастик. — в трубке до оскомины знакомый голос переполнен ядом. Это уродское прозвище из моего неуютного детства сводит с ума. Добивает. — Твой идиот дружок оказался очень полезным.
— Ты его купил?
