Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
— Да, он идиот, — сказала заведующая без лишних церемоний. — Но идиот на своем месте. Знаете, какая у нас беда с кадрами? Врачей хронически не хватает, много пенсионеров, которые часто болеют, двое в декрете сидят. Те, кто приходит, быстро сбегают от нас в частную медицину или в стационары. А Иванов не болеет, не пьет и вообще он безотказный. Три участка может спокойно тянуть. Настоящий пахарь. Если от вас придет официальное письмо, мы, конечно же будем вынуждены принять меры…
— Я не за мерами пришел, — перебил Брыков. — Мне просто хотелось посмотреть на вашего Воробьева и понять, что у него в голове.
— Ой, в это лучше не вникать, — усмехнулась заведующая. — Он сам с собой разговаривает, с духом Ельцина общается, иногда на каком-то непонятном языке говорить начинает, но ведь недостатки можно найти у каждого человека. Или вы думаете, что у вас нет недостатков?
— Есть, — ответил Брыков. — Я идеалист, неисправимый.
— А Анатолий Семенович — неисправимый идиот. И что теперь делать? Выгонять вас со «скорой», а его — из поликлиники?..
Брыков вежливо попрощался и ушел.
— Наверное, там место такое, особенное, — рассказывал он на подстанции. — Центр локального идиотизма, где у всех крыша едет. Ладно она иронии не услышала в моих словах, это не всем дано. Но равнять идеалиста с идиотом — это уже ни в какие рамки.
— Да она, наверное, хотела поскорее от тебя отделаться, вот и прикинулась дурой, — говорили коллеги.
— Нет, не прикинулась, — уверенно говорил Брыков. — Видели бы вы ее глаза. Такое сыграть невозможно!
Интересна не только сама история, но и то, как изменило ее безжалостное время. Брыков давно ушел со «скорой» в приемное отделение, надоело ему по вызовам мотаться, захотелось спокойной жизни. Сейчас на подстанции новичкам рассказывают о докторе Брыкове, который однажды на вызове так активно пальпировал живот беременной женщине, что спровоцировал у нее преждевременные роды, которые сам и принял.
Как говорится — где имение и где наводнение?
Живой труп или пагубные последствия жадности
В середине девяностых годов прошлого века московскому фельдшеру, кроме как на «скорой» больше негде было работать. Заводы и фабрики массово позакрывались вместе со своими здравпунктами, а кроме здравпунктов и «скорой» фельдшеру, занимающему промежуточное положение между медсестрой и врачом, больше особо-то и работать негде. Можно раздвинуть границы перспектив, если сознательно опуститься до медсестры, но на такое не всякий фельдшер готов пойти. Если то не в курсе разницы, то фельдшер (с немецкого это слово переводится как «полевой врач») имеет право самостоятельно проводить лечение пациентов. В ряде случаев, но имеет. А медсестра никакой самостоятельностью не обладает. Ее задачи — выполнять указания-назначения врачей и фельдшеров.
Теоретически можно было устроиться вольнонаемным фельдшером в систему Министерства обороны или Министерства внутренних дел, но в середине девяностых, с легкой руки Бориса Веселого, в этих системах царил невероятный бардак, зарплату-жалованье задерживали на много месяцев. Зарплаты нет, подкалымить нечего — какой смысл работать?
Частная скорая помощь? Ай, не смешите! Вакансий было мало и попадали туда по великому блату. Как говорил один доктор «проще послом устроиться».
В прочих частных медицинских организациях фельдшеры никому не были нужны — только медсестры или врачи.
Работать на «скорой» можно было только в Москве, где зарплаты были относительно выше и выплачивались без особых задержек. В Подмосковье же все было иначе, гораздо хуже. И благодарили медиков там гораздо реже.
Это была преамбула, без которой вы бы не смогли понять всю глубину трагических перспектив, развернувшихся перед фельдшером Трояшкиным. На шее висят два неснятых выговора, а над головой — дамоклов меч начальственного гнева. У Трояшкина были очень напряженные отношения с заведующим подстанцией, как шутили коллеги «хронический подострый конфликт». На момент событий, о которых пойдет речь, отношения обострились настолько, что Трояшкин попытался перевестись на другую подстанцию. Но не тут-то было. Заведующий давал ему такую характеристику, что о переводе не могло быть и речи. А самому Трояшкину сказал:
— Не надейся на хорошее. Я тебя по статье уволю, клянусь!
Хотите знать, с чего началась эта вендетта? С пустяка. Как-то раз Трояшкин в ответ на замечание заведующего сказал, что руководить всегда легче, чем работать. Ну и началось… Налетай, Кострома, заварилась кутерьма.
В отличие от многих разных людей Трояшкин не обладал склонностью к ведению собственного дела, так что стезя бизнесмена не светила ему нисколько. Работать продавцом в палатке или охранником на автостоянке Трояшкин тоже не хотел. Он хотел быть фельдшером и работать самостоятельно, в одиночку на фельдшерской бригаде. Одинокий фельдшер — это ж практически доктор, да и благодарностями, полученными на вызовах, ни с кем делиться не нужно (водителю перепадало только в том случае, если он оказывался причастным).
Добиться почетного права работать на фельдшерской бригаде не так уж и сложно. С одной стороны, нужно продемонстрировать свою компетентность, а с другой — почаще конфликтовать с врачами, которых Провидение ставит над тобой. Рано или поздно руководству надоест вникать в ваши дрязги и тебя будут ставить работать в одиночку. Вообще-то на фельдшерской бригаде должны быть два фельдшера — один старший, другой младший, но в девяностых, из-за великого дефицита кадров, фельдшеры работали по одному.
Тот черный день, поставивший крест на карьере фельдшера шестьдесят второй подстанции Вадима Трояшкина, начался очень хорошо. Первый вызов (женщина, семьдесят лет, плохо с сердцем) был к гражданке одной бывшей советской республики, которую любящие сыновья хотели госпитализировать в московскую больницу, причем в определенную, где у них был блат. А как можно госпитализировать иностранку? Только по «скорой», по экстренным показаниям.
Вожделенная больница оказалась на другом конце Москвы, что сильно увеличивало цену вопроса. Семья явно не бедствовала — на шеях сыновей болтались пудовые золотые вериги, все перстни на пальцах были с бриллиантами, а деньги их в карманах лежали пачками, которые не могли поместиться ни в один бумажник. Триста долларов, запрошенных Трояшкиным, сыновья заплатили, не торгуясь, да еще и выдали бонус в виде бутылки коньяка. Коньяк и сто долларов Трояшкин отдал водителю, а двести оставил себе.
Как ты смену начал, так она и пойдет — это один из скоропомощных законов. Есть и другой — закон парности случаев. Если хорошо обломилось один раз, то до окончания смены обломится и второй — держи карман шире (в хорошем смысле этого слова) и не зевай.
Второй случай был не настолько хлебным, но тоже вполне ничего — дедушка с ишемической болезнью хотел «подлечиться» в одной больнице, а участковый терапевт давал ему направление в другую. Поэтому дедуля вызвал «скорую» и поставил вопрос ребром — вот деньги, отвезите меня туда, куда я хочу. Да без вопросов! Трояшкин помог дедушке собраться (тот был в квартире один) и повез его в нужную больницу. Все было хорошо, но на полпути дедушка выдал остановку сердца. Классическую — издал что-то среднее между стоном и хрипом, и умолк навсегда. Реанимационные мероприятия, проведенные Трояшкиным и водителем, оказались безуспешными.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
