– Сколько попросим? – спросила я, держа пальцы над клавишами.
– Миллион фунтов.
Я сосчитала про себя до трех.
– Джесс, нет. Меньше, намного меньше.
– Полмиллиона. Она купается в деньгах.
– Давай попросим столько, сколько она и не заметит, хорошо? Что-то вроде… – Я понятия не имела, сколько. Сто фунтов тогда являлись для меня большой удачей. – Сорок тысяч? – сказала я осторожно.
– Пускай будет сто. Это все же цена за ее жизнь.
Сумма казалась слишком большой.
– Что, если мы попросим сейчас, и через некоторое время снова? Давай попросим шестьдесят – это по тридцать тысяч каждому, Джесс! Это деньги, способные изменить нашу жизнь.
– Мы сможем купить на них дом, – кивнул он в знак согласия. – И еще останется кое-что, чтобы присмотреть за мамой-папой и Дебби.
Я продолжила печатать, стараясь не представлять кирпичные стены, смыкающиеся вокруг меня.
…60 000 фунтов в качестве справедливой компенсации. В конце концов, это небольшая цена, учитывая, что нам нужно содержать две семьи, которые остались без средств, и это прямое следствие закрытия Назарета.
Мы дадим вам достаточно времени, чтобы обналичить эти деньги. Пожалуйста, встретьтесь с нами…
– Когда и где? – спросила я Джесса. – Нужно подождать семь дней с момента, когда она получит письмо.
– Тогда давай в следующую субботу, – сказал он. – И ночью, чтобы никого не было вокруг.
– Логично, – отозвалась я. – Но где? Это должно быть что-то тихое и уединенное. Чтобы иметь возможность спокойно пересчитать наличные, да и она тоже захочет посмотреть, что у нас есть.
– Ответ очевиден. Назарет.
Моей первой реакцией был внутренний трепет – ура, мы туда вернемся! – прежде чем я вспомнила, из-за чего нам пришлось его покинуть.
– Мы можем подождать снаружи или зайти недалеко внутрь, если пойдет дождь. Нам не требуется идти в ненадежную часть, – добавил Джесс.
После нахлынувшей волны разочарования у меня наконец-то пробудилась совесть:
– А это не слишком жестоко – заставлять ее туда вернуться?
– Почему бы и нет? Ей стоит увидеть, что случилось с этим местом с тех пор, как она все развалила к гребаной матери.
– А что, если она слетит с катушек? Я имею в виду – она может наброситься на нас, как Канниффи.
Джесс заколебался.
– Не, она этого не сделает. В любом случае нас двое, а она одна. Я каждый день поднимаю коробки, которые весят больше, чем она. – Он побарабанил пальцами по моему бедру. – Просто напиши: «Двигайтесь по направлению к свету. Таким образом мы обозначим место встречи».
– «Двигайтесь по направлению к свету»? Звучит так, словно она умерла и за ней явились ангелы.
– За Хелен Гринлоу явятся не ангелы.
– Ну ладно. Как насчет такого варианта?
Назаретская больница сейчас заброшена, и там нас никто не заметит. Пожалуйста, встретьтесь с нами на территории в 23.30 20 февраля. Не обращайте внимания на знаки, предупреждающие об охране: там никогда никого нет. Идите на луч фонарика. Мы будем ждать.
Тут в мою голову пришла мысль, настолько очевидная, что она должна была возникнуть у меня первым делом.
– Что, если она придет не одна?
Джесс фыркнул:
– А кого ей с собой приводить?
– Полицию. Шантаж противозаконен.
– Не, вряд ли. – Джесс пожевал губу, а затем сказал: – Припиши об этом снизу, на всякий случай.
С собой никого не приводите. В противном случае наш следующий шаг – писсьмо в газету «Новости мира».
Искренне ваши, М. и Дж. из Настеда.Я перечитала, что получилось, и обнаружила опечатку в слове «письмо». Шкаф с замазкой-корректором был заперт, так что мне пришлось вытащить лист из машинки и перепечатать все заново. На этот раз я разбила текст на абзацы и сдвинула поля, чтобы он выглядел аккуратно. Джесс скомкал испорченный лист и швырнул его через всю комнату в корзину для бумаг. Комок приземлился, не коснувшись краев.
– Гол! – сказал Джесс.
– Ты, шляпа! Любой может обнаружить его там! Что, если мисс Харкер вернется и найдет его? Она поймет, что это наш. Избавься от него как-нибудь так, чтобы его никто не нашел.
