— Проходите. Вы же спешите, — улыбнулась я Свете.
Она прошла мимо, одарив меня благожелательной улыбкой и толкая перед собой Павла.
А я еще неполную минуту смотрела им вслед, только сейчас осознав, что сегодня выходной. А по выходным, два раза в месяц, у них культурная программа: кафешка с нездоровой пищей и какой-нибудь фильм, как поощрение Пашиной ответственности. Возможно, если бы Света меня еще помнила, то даже позвала бы с собой. Раньше-то звала…
— Лесь, — на плечо весомо легла ладонь.
— А если мы разберемся с проклятыми, меня же все вспомнят? — спросила я с надеждой.
— Пойдем, тебе нужно собрать вещи, — мягко сказал он, разворачивая меня к двери. Ответа на вопрос я не получила, но решила не расстраиваться. Молчание — это же знак согласия, так?
Ключа у меня не было. Почему-то, собираясь утром, я не взяла с собой связку, лежавшую в прихожей. Хотя, вроде, не спешила и уже давно автоматически закидывала ее в рюкзак. А сегодня вот нет. Пришлось звонить в дверь, ждать пока откроют и не забывать дышать под равнодушным взглядом Глеба. Он меня не узнал.
— Вот та самая девушка, — сказал Влад, зачем-то обнимая меня за плечи, — пропустишь?
— Да, — спохватился Глеб, неловко отшатнувшись вглубь квартиры, — Влад, почему я ее не знаю? Она же жила здесь, так? И почему такая бледная? Она же сейчас расплачется?
— Проклятые, — скупо ответил Влад, в то же самое время, когда я решила представиться:
— Леся.
Глеб судорожно кивнул, не зная, что сказать, а потому выдавил из себя банальное:
— Приятно познакомиться.
Собиралась я быстро, дергано, выбирая только самое нужное, как и велел городовой. И череп, продолжавший лежать на моей постели, зачем-то в рюкзак засунула, придавив им зарядник для телефона.
Глеб с Владом в это время о чем-то шептались на кухне, но прервали разговор, стоило мне только появиться на пороге. На оборотня я старалась не смотреть, чтобы не расплакаться. Слишком яркой становилась картина моего несчастья, стоило только встретиться с ним взглядом.
— Собралась. Хорошо. — Влад одобрением посмотрел на спортивную сумку, в которую каким-то невообразимым образом поместилось все самое нужное. Раньше мне почему-то казалось, что у меня больше нужных вещей. — Я отвезу тебя к себе домой.
— Лучше к Илье.
— Защита…
— Твоя защита Оксану не спасла.
Влад нахмурился.
— Я не помню ее, но уверен, что останься она в моей квартире, то была бы еще жива.
Быть может, всему виной были нервы или моя подсознательная уверенность, что это я виновата в ее смерти, но упрек его я приняла на свой счет.
— Если бы она не услышала звон цепей в твоей хваленой защищенной квартире, то не покинула бы ее, — огрызнулась враждебно.
Он только терпеливо вздохнул:
— Тебе нужно отдохнуть. Обещаю, я усилю защиту.
Звучало, конечно, привлекательно и раньше я бы не раздумывая согласилась…до того, как Илья мне рассказал всю правду.
— К тебе я не поеду.
— Объясни почему?!
Хотелось многое ему сказать, например, что я не могу чувствовать себя в безопасности в компании нечисти, которая цинично использует меня в качестве приманки, что я все знаю и не доверяю ему. Но я молчала, потому что моя обличительная речь рисковала перерасти в истерику, а позволить этого я себе сейчас никак не могла.
Разглядев что-то в моих глазах, Влад неохотно сдался:
— Хорошо, ко мне не поедем, но и к Илье, — имя его городовой произнес с пренебрежением, — я тебя не повезу.
— Сама доберусь, — огрызнулась я гордо.
— Нет. Есть еще одно место, где ты можешь скрыться от проклятых.
— Да оно же разваливается на глазах, — встрепенулся Глеб, догадавшийся, какое именно место имеет в виду Влад, — и ты повезешь туда девчонку?
— По крайней мере там безопасно, — холодно отрезал городовой. А мне почему-то подумалось, что городовой хочет поселить меня в совершенно нечеловеческие условия, чтобы через пару часов я сама к нему запросилась.
Но вот не дождется же. Упрямством я явно в баранов пошла, а не в дорогих родителей.
Я не собиралась сдаваться. Я была уверена, что после всего, что произошло сегодня, напугать меня уже не удастся никому.
Я ошибалась.
* * *
Заброшенный пятиэтажный дом на окраине города встретил нас темными провалами окон. Кое-где они щерились осколками разбитого стекла, но были и полностью целые, и больше того — пластиковые, не избежавшие, впрочем, внимания какой-то крайне творческой персоны. Матерные словечки, написанные краской, маркерами и даже выцарапанные на стенах ножом, придавали дому особую обжитость.
Сразу видно, тут кто-то периодически появляется и, скорее всего, даже живет.
Я… созерцала это негостеприимное пристанище всех обиженных и угнетенных и не могла понять только одного:
— Ты это серьезно?
— Несмотря на вид, это место — самое защищенное в нашем городе. Внутрь здания не сможет проникнуть никто, несущий в себе зло.
— Потому что внутри уже живет самое страшное зло и охраняет свою территорию? — попыталась пошутить я. Знала бы, как близки мои слова к правде, откусила себе язык.
— Мы все еще можем поехать ко мне, — терпеливо предложил Влад.
— Нет, спасибо, — взявшись за ручку двери, я резко выдохнула, — пойду знакомиться с местным злом.
— Подожди, — покопавшись в бардачке, Влад вытащил браслет. На первый взгляд обычная фенечка — узкая, черная, с выплетенными золотой нитью непонятными символами. Вот только на самом деле это могло быть что угодно, мне ж ее не кто-то, а сам городовой предлагает… — надень.
— Зачем? Это что такое?
— Защита от злонамеренных действий.
— А, это чтобы меня бомжи не побили, если вдруг окажется, что я по незнанию их место заняла? — едко поинтересовалась я, но браслет взяла.
— Там нет бомжей. Люди не входят внутрь.
— Это еще почему?
— Страх не пускает, — просто ответил он, внимательно следя за тем, как я пытаюсь застегнуть замочек, — дай сюда.
Я послушно протянула ему браслет. Если так хочет, пусть помогает, мне сейчас любая защита нужна, даже такая на первый взгляд ненадежная.
— А если у кого-то инстинкт самосохранения напрочь отсутствует, и он туда сунется? Такого не случалось?
— Случалось, — подтвердил Влад, обычно такие люди в скором времени становятся пропавшими без вести.
— В смысле?
— В смысле, страх, который они испытывают, находясь рядом со зданием, небезоснователен. Каждый, кто входил в дом, уже никогда из него не выходил.
