Несколько секунд она стояла, не отрывая глаз от Сони и Вадима, и я всё еще надеялась, что одумается, пойдёт на компромисс. Но ошиблась. Фыркнув, и презрительно на меня глянув, Илона быстрым шагом двинулась прочь, и окликать её не стали ни я, ни Вадим. Он-то, разумеется, простит мать, чего не могла сказать о себе. Она отняла у меня пять счастливых лет жизни. Она и мой отец, вот только ему я уже не предъявлю претензии, ведь о мертвых, либо хорошее, либо вообще молчать…
Вадик шел ко мне, и Сонечка, кривляясь, дурачилась, вприпрыжку бежала за ним. Я порылась в сумке, достала деньги, и протянула ей.
— Беги, купи мороженого во-он в том фургоне. — показала пальцем на притормозившую машину с кузовом, сверкающим разноцветными рисунками.
Соня округлила глаза, пристально уставившись на банкноты.
— А тебе и папе здесь хватит?
— Конечно, хватит. — усмехнулся Вадим, шутливо пытаясь отобрать у неё одну сотенную бумажку. — на это можно половину морозильной камеры с мороженым купить.
— Пра-авда? — хитро прищурилась проказница, и, крепко держа деньги в руке, помчалась туда, где уже собиралась очередь таких же сладкоежек.
— Ты расстроена. — сказал Загорский, заглянув мне в лицо. — что она наговорила?
— Да так… Ничего нового. — поморщилась я, глядя вслед дочке. — ты же знаешь свою мать.
Его теплая ладонь легла на мои пальцы, и я резко повернулась к нему. Солнце било ему в глаза, и они казались прозрачными, чистыми, как природный источник. Потянуло обнять его, прижаться к груди, просто почувствовать, что он рядом. Но я сдержалась, и мягко высвободилась.
— Разрешишь подвезти тебя до дому? — в голосе Вадима явственно слышалось разочарование.
Что, господин дракон, тоже сердечко шалит? Небось, надеялся, что я брошусь в объятия, и не надо будет вымаливать прощения! Чёрта с два, теперь твоя очередь помучиться. А ведь я тоже умею быть вредной.
— Тогда ты узнаешь, где я живу. — язвительно бросила, отвернувшись от него.
— Я всё равно узнаю.
— Возможно…
— Эль… — позвал он, встав передо мной, и загородил собой видимость.
Пришлось поднять голову.
— Что?
Продолжить ему помешала Сонечка. Протиснулась между нами, вручила по большому эскимо, и отдала мне сдачу. Захрустела оберткой, и деловито предложила:
— Ну, и чего вы замолчали? Поедемте кататься!
Вадик склонился, что-то заговорщически шепнул дочке, и оба, скорчив смешные рожицы, уставились на меня. Я не выдержала и рассмеялась.
— Мамочка, почему ты обидела папу? — строго воскликнула Соня, дернув меня за рукав пальто. — если ты с нами не поедешь, я обижусь! Ты же опять будешь с нами жить, да? Твои картины мы перевезем к нам!
— Не откажешь ведь ребенку? — пряча усмешку, подытожил Загорский, и подал мне руку.
Ну, вот что оставалось делать, когда против меня эти двое точно сговорились…
Глава 21.
— Тебе незачем продавать дом отца.
Эльвира вскинула бровь, ожидая пояснений. Они стояли на просторной веранде, сквозь застекленные стены солнце согревало помещение, и заливало всё рыжим светом.
— Сонечка вырастет, ей нужно будет где-то жить.
— Так далеко вперед я пока не заглядывала. — фыркнула девушка, и он залюбовался ею.
Эля успела переодеться, пока они с Соней гоняли по двору мяч. В теплом свободном свитере, заляпанном кляксами красок, и джинсовых шортах она была прелестна. У Вадима сладко заныло в паху, когда он смотрел на неё, окруженную, как нимбом, ореолом света. Собранные в небрежный пучок волосы открывали красивую загорелую шею, и ему нестерпимо хотелось прижать девчонку к себе, поцеловать. Почувствовать её пьянящий запах кожи.
— А зря. Всегда лучше заранее планировать на много лет вперёд. Мы не можем знать, что ждет за очередным поворотом лет. Сегодня я богат и успешен, а через десяток годков могу стать нищим.
— По-моему, тебе это не грозит. С твоей деловой хваткой ты никогда не будешь нуждаться, Загорский.
Она вновь повернулась к мольберту, и, окунув кисть в акварель, принялась прорисовывать детали пейзажа. Вадику нравился её своеобразный стиль живописи, в каждой картине чувствовался необычный подход к творчеству. На холсте, над которым сейчас работала Эльвира, был показан простой сельский быт, и в мельчайших деталях угадывались характеры задумки художницы. Она стремилась донести до зрителя, как ценно то, что нас окружает — вон там, у колодца, склонилась молодая девушка в холщовом сарафане, и утирает со лба пот. Лицо умиротворенное, в глазах искрится радость. Рядом с нею огромный черный пёс лениво наблюдает за пасущимися на поляне коровами, но сами животные едва различимы очертаниями. Старая изба давно требует ремонта, крыша протекает наверняка, даже эта мелочь сразу приходит на ум, едва взглянешь на потрескавшиеся пласты черепицы.
— У тебя талант, несомненно.
Она не слышала, как он подошел, и рука дрогнула. На лазоревом небе расплылась темная точка, и Эля сердито прищурилась.
— Чёрт, подкрался! Ну, и что теперь делать? Ты испортил мне картину!
— На птицу похоже. — миролюбиво возразил олигарх, пряча улыбку.
Рядом с Эльвирой ему было хорошо. Он всё искал случая попросить прощения за свое поведение, но она не давала ему шанса заговорить об этом. Вадим предполагал, что Эля попросту мучает его, нарочно заводя разговор на различные темы, но упрямо избегая той, которая была необходима.
Они с Сонечкой уже третий раз приезжали к ней в гости, и Вадик возвращался в свой опустевший с уходом Эли особняк, чувствуя себя одиноким и виноватым. Она держалась с ним ровно, смеялась шуткам, угощала их с дочкой пирогами и вареньем, но не оставляла ему возможности сближения.
— Пойдемте пить чай. Всё равно я устала. — вздохнула Эльвира, заботливо полоская кисти в чистой воде.
— Подожди… Давай поговорим.
* * *
О чем он так рвался поговорить, я знала. Мне тоже надоела неопределенность, пора было расставить всё по местам. Я видела, что Вадим серьезно настроен завоевать мое доверие, и оценила это. Для него я не просто мимолетное увлечение, и дело не только в Сонечке, которая невольно стала между нами яблоком раздора. Его тянуло ко мне, и зарождающееся чувство было взаимным. Я дам ему шанс.
— Ладно. Давай. — согласилась легко, упаковав рисовальные принадлежности в коробку.
Он отобрал у меня ношу, взглядом спросил, куда поставить, и я кивнула на полку, где громоздились остальные атрибуты живописи. Не отказала себе в удовольствии впиться глазами в мускулистую фигуру Загорского, приласкала визуально тугие ягодицы, обтянутые спортивными штанами. Чуть слышно вздохнула, и убрала руки за спину, чтобы ненароком не облапить его.
