Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
* * *
– …Правда, что с вашим этапом несколько жмуров пришло?
– Четверых профоршмачившихся зарезали. И это еще по-божески, потому что сук [13] ехало числом мало не в десять раз поболее, чем воров правильных. Те могли и ответить.
На занесенном снегом по щиколотку крыльце, под раскачивающимся на ветру фонарем, смолили папиросы двое – новоприбывший Барон и здешний старожил Шаланда.
– Да уж, навезли подарочков на нашу голову. И так было от автоматчиков не продохнуть, а теперь и подавно. Куды податься честному вору? Да скажи мне кто раньше, что эти крысы станут ноги об воровской закон вытирать и силу в лагерях иметь, я бы в рожу харкнул фантазеру. А теперь… М-да… А самое паскудное, Барон, что здесь, помимо мужиков, у нас до черта еще и обычных фронтовиков чалится. Так они сук чуть ли не за лепших корешей держат.
Барон равнодушно пожал плечами.
– В принципе, оно логично. Как бы – вместе воевали, вместе в окопах кормили, под маслинами ходили. Пока такие, как мы с тобой, типа, на лагерных харчах отъедались…
– Да придурки они! Не секут, что суки – те же блатные, даже толком не перекрасившиеся. Думаешь, все они, дуриком, на фронте родину защищали? Не насильничали, не грабили, не издевались над мирным населением? Да они еще лучше научились там грабить и убивать!
– Это точно.
– Но я рад, что тебя к нам перевели, Барон. Нам такие, как ты, щас до зарезу нужны. Потому как совсем мало честного ворá у нас здесь осталось.
– А ну как не оправдаю высокого доверия?
– Не скромничай. За тебя ТАКИЕ люди отписались! Чибис, Корчмарь, Сашка цыган, Лапа… Мои бродяги, когда маляву читали, разве что не рыдали.
Заметив зэка, бредущего к ним от соседнего барака, Шаланда как-то резко подобрался и посуровел:
– По ходу, к нам топочет? Интересно, за какой такой надобностью?
– Что за чертила?
– О! Это ты в самый кадык попал. Черт он и есть. Гунька это, в шестерках, правда козырных, ходит. У Клыка.
– А обратно интересуюсь, Клык у нас кто?
– Авторитет автоматчицкий.
– Ты что ли будешь Барон? – поинтересовался подваливший шнырь, демонстративно игнорируя Шаланду.
– Добрый вечер. Прекрасная погода, не правда ли? «Зима недаром злится, прошла ее пора…»
– Ты это… – выпучился Гунька. – Ты не того… Э-э-э-э…
– А нельзя ли сформулировать просьбу поотчетливей?
– Эта-а-а… Пошли, короче. Базар до тебя имеется.
– А у кого, стесняюсь спросить, до меня рыночный интерес?
– У Клыка. Вот у кого!
– Хм… Клык… Клык… Что-то не припоминаю? Да, но раз уж у него интерес к моей скромной персоне имеется, возможно, тогда правильней было бы ему самому подойти?
– Ты чё, никак глумишься? Я ж говорю: сам Клык зовет!
– Ах, САМ? Что ж, это, безусловно, меняет дело. Веди меня, таинственный незнакомец.
Гунька посмотрел на Барона как на идиота (редчайший случай – сейчас Шаланда был с ним полностью солидарен) и почапал обратно к бараку, стараясь ступать след в след. Барон двинулся за ним, но Шаланда придержал его за рукав телогрейки:
– Погодь!
Услышав это, шнырь притормозил, недовольно повернул голову.
– Топай-топай. Он догонит, – крикнул Шаланда, после чего сердито зашипел на Барона. – Совсем на голову отмороженный?! Честному вору в одиночку к сукам в барак суваться?!
– Судя по твоим рассказам, этой встречи все равно не избежать. Так лучше сразу верительными грамотами обменяться. Не переживай, я буду предельно осторожен.
– Хоть ты и Барон, но дура-ак, – неодобрительно покачал головой Шаланда и жестом заправского фокусника сунул в рукавицу новичка заточку. – Спрячь. Пригодится.
Благодарно кивнув, Барон отправился догонять шныря.
А обеспокоенный Шаланда, сделав пару глубоких затяжек, загасил папиросу, спрятал хабарик в карман и подорвался к своим. Как оно далее выяснится – проводить экстренную мобилизацию…
* * *
Следуя за провожатым, Барон шел по центральному «продолу» барака антагонистов, ловя на себе недобрые, а то и откровенно враждебные взгляды местных сидельцев. Все правильно, так оно и должно быть. Ведь лагерь – это немытое маленькое зеркало мира. И если что, уж будьте уверены, в вас всмотрятся.
Куст сирени дышит ароматом,Хотя цвет изрядно поредел,Эх, судьба, ты сделала солдатомЖулика, который погорел,—
донеслось откуда-то сбоку и сверху заунывное хрипловатое пение. Этой песни Барон не знал, что немудрено. Классический тюремный песенный фольклор старался обходить стороной тему блатарей-фронтовиков. Ведь об изменниках не слагают песен. А для представителей уголовного мира Страны Советов осужденные и сидельцы, обменявшие свои срокá на передовую, как раз таковыми и считались.
…И теперь в окопе сером, длинном,К сердцу прижимая автомат,Вспоминает о своей любимойБывший урка, Родины солдат…
Берлога Клыка располагалась в самом дальнем, козырном углу, отделенном от остального пространства свешенными с нар одеялами – эдакая пародия на отдельное поездное купе в СВ. Дойдя до него, Гунька громко кхекнул, а затем угодливо отрапортовал:
– Клык! Тут этот, который Барон. Доставил в лучшем виде.
Уголок одного из одеял приглашающе приподнялся.
– Доставляют бандероль. А я на своих двоих пришел, – пробурчал Барон, наклоняя голову и ныряя под одеяло. Здесь, в импровизированном купе, обнаружились двое – неопределенного возраста, но явно матерый человечище Клык и относительно молодой, лет 28, уркаган с обожженной правой стороной лица. Оба синхронно повернули головы и уставились на гостя с нескрываемым интересом.
Клык был старшим дневальным барака автоматчиков. Здесь, пожалуй, стоит пояснить, что старший дневальный – это начальник. А просто дневальный (как в данном случае Гунька) – всего лишь шнырь и уборщик, часто опущенный. Такая вот пропастная разница между двумя должностями. А еще старший дневальный, как правило, докладывает режиму и оперчасти о ситуации в отряде. Частенько просто стучит, но при этом умудряется лавировать «и нашим и вашим».
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
