Рядом с входом стояли несколько наших сотрудников и что-то оживленно обсуждали.
- До свидания, Валерия Сергеевна, - услышала я и тут же с другой стороны:
- Лера!
Ощущение было такое, как будто случайно хлебнула кипятка, а потом сразу запила ледяной водой. Медленно повернувшись, я краем глаза заметила, что то же самое проделали и мои подчиненные.
Первое, что бросилось в глаза – рукава джемпера, завязанные на груди. За двадцать лет он так и не избавился от этой привычки. Судя по фильмам, снятым еще до нашего рождения, когда-то это было модно, но уже тогда, в конце девяностых, выглядело нелепо. А уж сейчас… Двойняшки назвали бы это «зашквар», я определила проще: днище.
Котик всегда был высоким и худым, но сейчас начал заметно сутулиться. Синий джемпер, наброшенный на плечи поверх белой рубашки, только подчеркивал это. Потертые, неважнецки сидящие джинсы, неновые кроссовки. Неаккуратная стрижка с той же падающей на глаза челкой, совершенно не идущие ему усы. В общем, фотография не обманула. Сплошное «не».
Странное дело, если вспомнить, Женька всегда выглядел каким-то… невзрачным, что ли? Сейчас я бы сказала иначе: облезлым, потрепанным. В школьные годы, посмотрев на него, вряд ли можно было догадаться, что он из довольно обеспеченной семьи. Одежда, обувь, прочие вещи у него всегда были неказистыми, что-то плохо сидело, что-то откровенно не шло. Но тогда это меня мало волновало. Тем более как-то раз Женька обронил: полезно, когда тебя недооценивают. Это была такая фраза-маркер, которая очень многое о нем говорила.
Я стояла и думала: боже мой, когда-то он мне нравился. Я с ума по нему сходила. Была всерьез уверена, что это любовь всей моей жизни. Почему девчонки в пятнадцать лет такие дуры? Впрочем, и некоторые бабы в тридцать не умнее.
Котик быстро подошел ко мне, схватил за руку и громко заявил:
- Нам надо поговорить!
Я попыталась вырваться, но он держал крепко. На нас смотрели во все глаза, охранник на входе тоже явно заинтересовался.
- Отпусти меня! – прошипела я.
Подумав секунду, Котик все-таки выпустил мою руку, но так и стоял, преградив мне путь.
- Тебе придется, Лера, - сказал он с наглой усмешкой. – Ты же не хочешь устраивать здесь цирк для всех, кто на нас пялится? Наверняка тебя здесь хорошо знают.
Цирк действительно был не в моих интересах. А вот разговор – точнее, переговоры – очень даже.
- Хорошо, пошли, - кивнула я.
- Куда? – опешил Котик, явно не ожидая, что я так легко соглашусь.
- Откуда я знаю? В кафе, в ресторан, в рюмочную.
- Может, тогда ко мне поедем? Я на машине.
- Нет, - отрезала я. – Никаких машин. Просто сядем где-нибудь и поговорим. Недалеко, чтобы пешком дойти. А потом я вернусь сюда и поеду домой. На своей машине.
Женька смотрел на меня, наморщив лоб. Ничего подобного от меня он явно не ожидал. Судя по всему, другая Лера вела себя с ним так же, как и в девятом классе: со всем соглашалась, заглядывала в глаза, молча глотая слезы и кусая губы. Ну, может, иногда робко возражала, не рассчитывая на успех. А потом приходила домой и срывалась на Вадиме, как собака.
Пока мы шли по Садовой, я прикидывала, как удержаться на тонкой грани: показать, что царь горы теперь не он, но и не взбесить настолько, чтобы укусил первым. Все-таки пока убойного оружия в руках у меня не было. Да и прояснить кое-какие моменты не мешало бы.
Мы зашли в небольшое кафе, сели за столик, заказали кофе.
- Ну? – он смотрел на меня в упор, зло прищурясь. – Давай наконец расставим точки над и.
- Давай, - согласилась я. – Что будет, если я скажу, что эта наша последняя встреча?
- Я тебе уже говорил, что будет. Повторить?
- Будь добр.
- Лера, я не позволю морочить себе голову. Ты обещала, что уйдешь от мужа и будешь со мной. Я развелся сразу. Ты все тянула и тянула. То у тебя дети, то у тебя новая работа, то ты больна, то еще какая-то херня. Перед командировкой я тебе сказал: или ты со мной, или все. Решай, время есть.
- Я решила, Женя. Что дальше?
- Ты думаешь, что можешь сломать мне жизнь, а сама будешь жить дальше припеваючи? Не выйдет, милая. Для тебя ягодки тоже закончатся.
31.
Так, игры кончились. Или наоборот – только начались. Вообще-то в карты я играла неплохо, хотя и не очень любила. Слишком уж азарт захватывал. Такие люди, как я, проигрывают миллионные состояния за один вечер. Поэтому если и садилась, то только киндером. На щелбаны или, как бабушка, говорила, по копеечке. Ну что ж, поблефуем.
- Вот так ты, Женечка, меня и держал пять лет, да? – сказала я задумчиво. – Один раз сдуру с тобой трахнулась – и привет. Вечное сексуальное рабство.
- Такую женщину, как ты, трудно удержать, - усмехнулся Женька. – Но можно. Когда ей есть чего терять.
Я смотрела на него во все глаза. Неужто бинго? Он не шутил. Ни капельки. Ну что ж, одним вопросом меньше. А я-то понять не могла, чем же он меня… ее так увлек. Удивлялась – неужели только воспоминаниями о прекрасной школьной любви? И даже робко предполагала: а вдруг он такой зашибенный любовник, что держите меня семеро. Ну да, как же. Встречалась бы тогда Лера с ним всего два раза в месяц. И подкатывалась бы к Вадиму под бочок, несмотря на холодную войну.
- То есть ты в курсе, что я тебя не люблю и сплю с тобой исключительно потому, что деваться некуда?
- Лер, ну зачем ты так? – помрачнел он, и наглую ухмылку словно мокрой тряпкой стерло. – Неужели у нас с тобой все так плохо было?
Да-да, дорогой, я прекрасно помню про «лучшего друга». Слова другие, стилистика та же. Сейчас ты ловко извернешься, я окажусь во всем виновата и буду просить прощения. Ну уж нет, фигли-мигли-балалайка.
- Жень, скажи мне честно, - я отодвинула чашку и накрыла его руки своими, вспомнив при этом о его вечно холодных влажных ладонях. – Просто ответь на один вопрос.
- Ну? – насторожился он, но руки не убрал.
- Помнишь, в девятом классе ты меня в парке поцеловал? Весной, когда мы там бегали?
- Помню. И что? – он не мог понять, к чему я клоню.
- Зачем?
- В каком смысле? Захотелось – и поцеловал.
- Нет, я серьезно, - чем больше он нервничал, не понимая, чего я от него хочу, тем спокойнее становилась я. – Ведь ты же был влюблен в Леонтьеву. И вы с ней встречались.
- Ну и что? Мне просто стало тебя жаль, Лера. Ведь я же знал, как ты ко мне относишься. Ты тогда сидела на скамейке – как лемур. Вцепилась в нее, вся такая несчастная, глаза вытаращенные. Только хвоста полосатого не хватало. Я тебя, кажется, спросил, что с тобой, а ты заревела.
