Книга Эй, Нострадамус! - Дуглас Коупленд

Я вот о чем подумала. Я старею. Я перевалила через тридцатипятилетний рубеж и острее, чем пару лет назад, чувствую потерянное время и силы. И еще я на семь лет старше Джейсона… Правда, после тридцати трех мы все выравниваемся в возрасте, так что это не такой большой разрыв, как кажется. По крайней мере для нас с Джейсоном. А поскольку ему уже почти тридцать три, то мы, можно сказать, одногодки. Да и вообще, когда после первого поцелуя и первой сигареты прошли десятки лет, то не важно, богат ты или беден — жизнь тебя все равно изрядно потрепала.

Многие скажут, жизнь Джейсона не удалась, но это не важно. По крайней мере неудача — это неподдельное состояние, одна из чистых форм бытия. Джейсон всегда казался мне чистым, сияющим, словно святым с нимбом. Я не ищу ему оправданий. Бог мне свидетель: он не раз просыпал утреннюю работу или уходил ранехонько в пивнушку. Зато Джейсон никогда ни к кому не подлизывался. Никогда не напускал на себя занятый вид, чтобы показаться деловым человеком. Никогда не менял своих взглядов, только чтобы угодить компании.

Неудача позволяла Джейсону быть самим собой, давала ему полную свободу. Рубашку можно не заправлять. Волосы помыть завтра. А пиво к обеду — за милую душу.

Хотелось бы мне сказать, что успех превращает человека в куклу. Однако беда в том, что я не знаю по-настоящему успешных людей. Иногда нечто похожее на рассказы об успехе услышишь в суде — так там не люди, а сплошные змеи.

Поначалу я думала: не взяться ли мне за Джейсона? Помыть его, приодеть и заставить добиться чего-нибудь в жизни, но быстро поняла, что ничего бы не вышло. Поэтому даже не пыталась. И он уважал меня за то, что я принимала его таким, как он есть (и еще Джейсон ценил мою стряпню и терпимость). Я никогда его сильно не осуждала — да и вообще не осуждала, — позволяя ему быть собой: беглецом из прошлого, такого страшного и тяжелого, столь непохожего на мое. Он так страдал от одиночества до того, как мы встретились, что даже мурлыкал веселые песенки по утрам, когда понял — со мной можно разговаривать за завтраком. Видимо, в детстве ему это запрещали. Свиреп, выходит, был Редж в ту пору.

Как-то в разговоре со мной Джейсон придумал важнометр — невидимый прибор размером с записную книжку, который есть у каждого и который пищит, едва мы пытаемся мелочами добавить себе значимости. Пип-пип-пип… К примеру: «Я готовлю самый вкусный пирог во всем Ванкувере»; «Ни у одной собаки нет такой мягкой шерстки, как у моей таксы»; «Мои таблицы самые логичные»; «Я победил в забеге на пятьсот метров в средней школе». Ну, вы меня понимаете — самые обыденные вещи.

Джейсон никогда этого не высмеивал. Но стоило ему поднести важнометр к себе, как пиканье прекращалось. Он даже делал вид, что встряхивает важнометр и стучит по его циферблату.

— Джейсон, ну хоть что-то в тебе должно запустить важнометр!

— Нет, увы. Ничего.

— Да ладно тебе. Не притворяйся.

— Полный ноль.

Так он показывал, что хочет услышать, как я его люблю. И минут десять я, как девчонка, твердила, насколько он мне нравится. После этого ему становилось гораздо лучше. Если это значит помогать человеку, то да, я ему помогала.