— Спасибо. Я подумаю, — Катя сунула прайс-лист в свою обтрепанную сумочку.
— Думайте, — ехидно кивнула секретарша. — Только имейте в виду: за два дня до Нового года расценки удваиваются.
— Придется, наверно, мне быть Дедом Морозом самой… — пробормотала Катя, покидая негостеприимный офис. — Самой. Все — самой…
Она не заметила, каким пораженным и сочувственным взглядом ее провожают из окна.
… И вот наступил Новый год. Утка, купленная на дешевом рынке, оказалась жестковатой, шампанское — чересчур сладким, дочкин Снегурочкин наряд — слишком скромным, а грузовик для сына — маленьким. Но все равно их крошечной, но дружной семье было весело. Точнее, Катя старалась веселить детей, придумывала им игры, пела песни — а сама изо всех сил скрывала черную, всепоглощающую тоску на душе.
И так теперь будет всегда? Она и затейница, и хозяйка, и мать?
А к часу ночи в дверь позвонили.
— Дед Мороз! — радостно закричал сын.
«Соседка. Я у нее тысячу до Нового года занимала», — мелькнуло у Кати.
Дочка распахнула дверь и пискнула:
— Ой…
На пороге и правда стоял Дед Мороз. Но совсем непохожий на тех поддатых, плохо пахнущих Дедов, что приходили в их школу и к соседским детишкам. У этого и борода была окладистой, и шапка роскошной, и шуба с натуральным мехом, и пахло от него лесом и свежим морозцем…
— Здра-авствуйте, ребята! — нараспев произнес он.
И вывалил перед растерявшимися детьми мешок подарков — где оказался и роскошный наряд Снегурочки, и огромный, вызывающе красный грузовик, и конфеты, и книги, и еще множество милых, но недоступных Кате вещей.
Дети с восторгом кинулись разбирать подарки. А Катя — строго обратилась к незнакомцу:
— Извините, но я не смогу все это оплатить.
— Тсс… — Дед Мороз приложил палец к губам. — Не надо, чтобы дети слышали.
Поманил Катю за собой в кухню, скинул свою роскошную шапку, отцепил бороду — и впился в ее губы жарким, совсем не снежным поцелуем.
— Мишка… — отцеловавшись, пробормотала Катя.
Ее отставленный еще в институте поклонник.
— Но откуда ты про нас узнал?!
— Ты приходила ко мне в офис, — усмехнулся он.
— Я к тебе? В офис?!
— Ну да. Офис Деда Мороза на Тверской. Это моя фирма. Я увидел, как ты выходишь, бросился за тобой… но ты была такая расстроенная… ничего не замечала. И я просто шел за тобой до самого дома, узнал, в какой квартире ты живешь, а твоя соседка рассказала мне, о каких подарках мечтают твои дети, зря ты, что ли, соль у нее занимала… — Он вновь обнял ее, прижал к себе, зарылся лицом в волосы: — Господи, Катя!.. Я нашел тебя! Нашел! — И вдруг, неожиданно: — Выйдешь за меня? Станешь моей Снегурочкой?
Ответить Катя не успела — на кухню прибежала дочь. Недоуменно взглянула на растрепанного, без бороды и шапки, Деда Мороза и строго сказала:
— Но Снегурочка — это ведь я, правда, мама?!
— Правда, правда! — засмеялась Катя.
А Мишке, Деду Морозу, шепнула:
— Пойдем пока что есть утку. И шампанского выпьем.
Мафия бессмертна… И тут раздался настоящий выстрел…
… К четырем утра гости уселись играть в «мафию».
Новогоднее возбуждение тихо сошло на нет. Уже выпили весь «Моэт и Шандон», раздали подарки (Тане достался неслабый «Уотерман» с золотым пером), пробудили окрестный лес грохотом фейерверков и даже прошлись в подобии хоровода вокруг высаженной рядом с особняком серебристой ели (она была украшена золочеными шарами).
Татьяна Садовникова впервые встречала Новый год в этой компании. Она вообще не терпела новорусские понты, начиная от «брабусов» и кончая отдыхом на Сардинии. Ярмарки тщеславия ей хватало на работе — среди заказчиков ее собственного рекламного агентства. Но тут… Бывший однокурсник Борька Цесарский (по кличке Цезарь Борджиа) вдруг вынырнул из недр старой записной книжки и уж так упрашивал, так умолял Садовникову почтить в новогодье «его скромную избушку», что Таня скрепя сердце согласилась. Тем паче никаких более достойных предложений ей по поводу новогодней вечеринки не поступило. Да и сердце ее было временно свободно, а Цезарь Борджиа усиленно намекал, что специально для Татьяны пригласил (как он выразился) «великолепный экземпляр человеческой породы».
«Великолепный экземпляр» оказался редкостным и удивительно скучным красавцем. Звали его Денис Карпытин, и он уже к двум часам ночи успел надоесть Татьяне своим идеальным профилем и безукоризненными суждениями: «Современная женщина при правильной организации жизни и труда может эффективно сочетать работу в офисе с деторождением… В том, что женщина должна кормить мужчину обедом и ужином, проявляются не пережитки домостроя, а архетипические символы, служащие укреплению современной семьи…»
С самого начала новогодней вечеринки стало очевидно, что Цезарь-Цесарский пригласил Таню, конечно, не ради ее сватанья с Карпытиным. Не мог он всерьез думать, что скучный Денис хоть малейшим образом заинтересует блистательную Садовникову. На самом деле Борьке-Борджиа, провинциалу, вчерашнему сибиряку, некогда чудом поступившему на столичный психфак, хотелось похвастаться перед однокурсницей материальным выражением своих очевидных успехов.
А Цесарскому удалось к тридцати годам достичь едва ли не большего, чем всем прочим однокурсникам, вместе взятым. Цезарь организовал и возглавил свою частную клинику, где лечили психотерапией и психоанализом, гештальттерапией, психодрамой, йогой и еще бог знает чем, но непременно модным. Среди Борькиных клиентов состояли сплошь миллионеры, их жены, любовницы и собачки.
Борджиа вел свою передачу на телевидении; кроме клиники, он также имел обширнейшую приватную клиентуру из депутатов, министров, звезд кино и телевидения (словом, тех, кто при слове «клиника» начинает нервно вздрагивать и озираться)… Следствием карьерных успехов Цезаря стал загородный особняк в три этажа, яхта на соседнем водохранилище и жена-актриса.
Новогодье вылилось в смотр достижений борджиевского хозяйства. «Здесь у меня музыкальная комната… Аппаратура „хай-энд“… „Вай-фай“ система действует по всему дому, можно подключиться к Интернету по выделенной высокоскоростной линии хоть из туалета… Здесь, под картиной, — сейф, где я храню личное оружие, охотничье и для самообороны… Хотите посмотреть? Нет?… Ну, тогда пойдемте дальше… Видите, тут тренажерный зал… А здесь бани — не одна баня, а именно бани, потому что в арсенале имеются русская, финская, турецкая и даже японская… А теперь пойдемте в бассейн…»
Ужин, поданный на тарелках от Версаче, вкушали позолоченными приборами (о чем Цезарь Борджиа не преминул оповестить собравшихся). Люстра из венецианского стекла была выбрана на острове Мурано — самолично супругой Ангелиной, куда она специально для того летала. Портьеры сшиты по эскизам Готье.
