«В какой-то момент я была уже на пределе, не удержалась и заплакала, а моя мать посмотрела на меня с саркастической ухмылкой, и то же сделал брат. Мой отец уставился на меня в гробовом молчании. Он, кажется, сказал что-то вроде:
– Сьюзан, если ты не научишься бороться за себя, то всегда будешь проигрывать. Даже не надейся чего-то достичь, если будешь продолжать хныкать.
И после этих слов он поднялся и вышел из-за стола. Это стало для меня переломным моментом. Я поняла, что для того чтобы быть принятой в этой семье и пользоваться ее уважением, особенно учитывая то, что я была единственной дочерью, мне надо быть жесткой. Я должна быть умной и никогда не показывать свою слабость, никогда не сдаваться. Я не могла просто уходить от конфликта, как делал мой брат. Сотрудничество, поддержка какой-либо идеи никем не приветствовались. С того дня я пообещала себе, что я никогда не покажу больше своих эмоций и никогда не перестану сражаться. Я докажу им, что умею себя контролировать, и не позволю им больше насмехаться надо мной. С тех пор мой отец изменился по отношению ко мне, стал более дружелюбным, хотя я не могу сказать, что он вообще проявлял когда-либо какие-то теплые чувства. Но он действительно стал больше прислушиваться ко мне и принимать меня так, как он это умел. Стало очевидно, что таким образом я могла заслужить его одобрение».
Еще в детстве приняв решение, Сьюзан превратилась в созданную самой собой крепость Аламо,[30] где невозможны капитуляция или переговоры. Для нее жесткость в отстаивании своей позиции стала пропуском к тому, чтобы ее принимали. В то же время ее отец требовал, чтобы она проявляла женственность и играла роль приветливой хозяйки. Постоянная улыбка и южная красота стали для нее знаками ее конгениальности, однако взгляд Сьюзан выдавал в ней жесткого, неумолимого соперника. Она освоила менеджерские техники в достаточной степени для того, чтобы говорить правильные вещи, однако под этим тонким слоем фальшивой уверенности и жизнерадостности скрывались отсутствие гибкости и страх.
Телесная жесткость Сьюзан, выражавшаяся в ее ледяном взгляде, сжатом дыхании и словно закованных в панцирь плечах, принуждала ее обороняться и защищаться, когда кто-нибудь высказывал мнение, отличное от ее собственного. Тем самым она превратила себя в человека, который не заботится о других, манипулирует ими, не прислушивается к окружающим и не интересуется тем, что они думают. Поэтому людям сложно было поверить ей; очень многие ее просто избегали. Карьера Сьюзан оказалась под угрозой, и она начала страдать – это была болевая точка, которая заставила ее начать искать новые методы. Она искренне старалась стать другой, но ее поведение было глубоко укоренено в ее теле. Ей было недостаточно «знать» о своих автоматических реакциях с когнитивной точки зрения, ей нужно было сбросить защитную скорлупу со своего тела, которое стало источником соответствующих установок. Сьюзан понимала, что предпринятые действия не приносит плодов, но она настолько глубоко увязла в привычных схемах поведения, что не видела выхода.
Моя цель в работе с Сьюзан заключалась в развитии ее телесной чувствительности путем практик сосредоточения, встречи лицом к лицу, расширения и проникновения так, чтобы она смогла отдавать себе отчет в том, как она рефлекторно защищается. Это позволило бы ей расширить свои возможности. Причем такое основание должно было быть создано прежде, чем она займется практикой сочетания. Я также начал работать над зажимами в области глаз, лица и плеч Сьюзан.[31]
Я начал с того, что принялся учить Сьюзан расслаблять глаза и мышцы лица. Хотя ее глаза были поразительно ясными, они при этом оставались жесткими, лишенными теплоты, что делало затруднительным зрительный контакт. Она выглядела так, словно ее подвергли моментальной заморозке, или как олень, пойманный на шоссе светом фар. Сама Сьюзан говорила, что видит все как в длинном тоннеле – лишенные подвижности, ее глаза не обладали возможностью совершать боковые движения, периферическое зрение отсутствовало. На неподготовленного человека такой взгляд мог бы произвести впечатление сосредоточенности, но в действительности напряжение в ее зрачках и глазах передавалось по оптическим нервам в мозг и далее в центральную нервную систему, что вызывало во всем теле хроническое напряжение. Вдобавок такой взгляд отталкивал людей, заставляя их осторожно вести себя в ее присутствии.
Я заставил Сьюзан делать упражнения для глаз, которые бы растянули глазные мышцы. Я попросил ее следить за моим пальцем, которым описывал в воздухе круги, восьмерки, водил справа налево. Во время выполнения этого упражнения ее дыхание стало более спокойным и ритмичным. Расслабившись, ее глаза приобрели более мягкое выражение и готовность к контакту. Улыбка уже была более искренней, а дыхание из поверхностного и быстрого в верхнем отделе грудной клетки спустилось в нижнюю часть живота и стало более медленным и глубоким.
Я также показал Сьюзан упражнения, которые она могла делать для того, чтобы снять хроническое напряжение в области шеи и плечевого пояса. Мышцы вдоль ее позвоночника от черепа до копчика были похожи на длинные полосы стали. Вся мускулатура верхнего отдела была перенапряжена, подчиняясь стремлению Сьюзан всегда держаться прямо. Женщина постоянно боролась с силой земного притяжения, словно боясь расслабиться и тут же упасть на землю. Сьюзан закалила себя против любых возможных атак. Такому способу организации своего тела она научилась в те времена, когда ее семья собиралась за одним столом, и со временем он стал частью ее самой. И хотя уже прошли годы с тех пор, как она встала из-за семейного стола, ее тело осталось таким же напряженным, словно пружина, готовая развернуться в контратаке. И хотя она прекрасно осознавала это, ее телесная организация была настолько крепко зафиксирована, что не позволяла ей перейти к новому образу действий. Форма «готовности к борьбе», в которой жила Сьюзан, препятствовала воплощению ее устремлений и как личности, и как лидера. Для нее единение с другими и создание прочного партнерства или союза стали возможны только после того, как она обрела новое тело – одновременно гибкое и сильное, тело, которое могло встать на защиту своей позиции и в то же время прислушиваться к окружающими и строить с ними доверительные отношения.
