Каленчук потянулся за бутылкой, налил, выпил, не закусывая, постучал ложкой по тарелке.
— Значит, коммунисты уже и вас сумели сагитировать! — насмешливо сказал он. — Если бы имели свободное государство, также учили бы детей бесплатно.
— Так еще учили бы, а тут — уже учат, — снова вмешалась Марта и сразу же перевела разговор на другое. — Ешьте, борщ остынет, а что за борщ, когда холодный!
Юхим хотел что–то ответить, но решил не связываться и принялся за борщ. Сдобренный старым салом, горячий, с острым чесночным привкусом, борщ и правда потерял бы многое, если бы постоял еще. Не заметил, как опорожнил свою тарелку. Горячая еда разморила его, от водки шумело в голове, не хотелось больше ни спорить, ни сердиться, ничего не хотелось, может, только запеть старинное, тоскливое — про казачьи походы, девушку, что ждет и не дождется, про колодец под дубом с чистой, как слеза, водой… А Марта уже несла полную миску горячей картошки с мясом — комната наполнилась запахом лаврового листа, перца и еще чего–то…
Юхим потянул носом. Черт с ними со всеми, он сумеет устроить свою судьбу, лишь бы перейти проклятую границу. И разве ему нужно больше всех, что ли? Пускай целуются тут с большевиками, пускай даже лижут им это самое место, ему уже все равно, еще несколько дней, и он попадет в действительно свободный мир, где его золото откроет все дороги. Забудет тогда и про Качаки и про собственный дом… Однако к чему клонит Юрко? Каленчук переспросил:
— Не расслышал, ты это о чем?
Демчук смутился. Повторил, отводя глаза:
— Ты сколько собираешься того… гостить?
— Обременяю?
— Да нет, но времена, сам знаешь…
— Дела у меня тут, — объяснил Каленчук. — Вот закончу и сразу отправлюсь.
Демчук подумал: они с Мартой договорились дать Юхиму пристанище на два дня. Но ведь это было до того, как Юхим подарил золотые часы. Решительно сказал:
— Дня три–четыре могли бы вас подержать…
Каленчук промолчал. Знал: испугались. Испугался и этот длинный чурбан Юрко, и Марта — родная сестра, которую он любил и любит. Понимал их, но все же было грустно. Наконец пересилил себя — что ж, каждый думает прежде всего о своей шкуре, — ответил с напускной веселостью:
— Трех–четырех дней нам хватит. Вот только съезжу в Дрогобыч.
— Документы есть? — насторожился Юрко.
Каленчук похлопал по борту пиджака:
— Документы — первый сорт. Автобус ходит?
— А то как же.
— Тогда послезавтра на рассвете. Пойду к шоссе левадой, вряд ли кто теперь меня тут узнает, да береженого и бог бережет.
Наконец–то Чмырь принес с почты письмо. Сливинский нетерпеливо разорвал синеватый конверт, вынул лист бумаги, исписанный химическим карандашом. Прочитал:
«Уважаемый сударь! Я договорился относительно купли товаров, которые так интересовали Вас. Приезжайте в девять утра. Ждите меня у чайной».
Все было так, как и условились, и пан Модест вздохнул спокойно. Завтра решающая встреча с Грозой, и через несколько дней они перейдут границу. В польских Бескидах их уже будут ждать: есть надежный человек, который проведет через горы до чехословацко–немецкой границы.
На дрогобычском базаре торговали всем — начиная с картофеля и кончая старинными бронзовыми канделябрами. Пан Модест не стал слоняться среди рядов, зная, что базарная толкотня во все времена и во всех странах привлекала и привлекает стражей порядка как в форме, так и переодетых. Встречаться с ними ему, ясное дело, не хотелось, и Сливинский остановился возле чайной так, будто изучал витрину в соседнем магазине. Впрочем, этим заниматься ему пришлось недолго. Кто–то остановился рядом и вежливо поздоровался:
— Добрый день.
— Доброго здоровья…
Сливинский искоса посмотрел: низенький человечек, рыжеватый, с длинным носом. Равнодушно отвернулся. Может, обознался, а может?.. Сердце тревожно екнуло.
— Пан Сливинский, — услышал он, — Гроза погиб, и я пришел вместо него. Я видел вас во время встречи с Грозой на хуторе у отца Андрия Шиша. Потом мы еще устраивали вам машину. Куренной незадолго до гибели рассказал мне о запасном варианте встречи с вами. Письмо на имя Чмыря в Трускавец написал я.
Все сходилось, и Модест Сливинский предложил:
— Не надо торчать тут. Зайдем в чайную.
— Именно поэтому я и назначил встречу здесь.
Заняли отдельный столик в углу и заказали легкую закуску. Чайная торговала по высоким коммерческим ценам, и была полупустой.
Пан Модест внимательно изучал своего нового знакомого. Грозу знал и доверял, так как куренной получил приказ сверху и был заинтересован в том, чтобы вывезти его за рубеж. А этот? Плюгавый, и глаза бегают, а Сливинский не любил людей с такими глазами. Впрочем, у него не было другого выхода.
Сказал, сделав скорбное лицо:
— Очень сожалею, что куренной Гроза погиб: таких людей очень мало. Борец за свободную Украину и человек высоких моральных устоев! — Когда Модест Сливинский поднимался до таких словесных высот, его почти невозможно было остановить. — Наше движение потеряло одного из лучших своих рыцарей и…
Вероятно, пан Модест сравнил бы Романа Шиша даже с античными героями, но официантка принесла заказанное, и бандеровский куренной не удостоился такой чести. Когда она отошла, Сливинский спросил коротко и по–деловому:
— Что случилось? Как погиб Гроза?
— Пришел ваш посланец, и пан Роман намеревался встретиться с вами возле Злочного — туда вам легче было бы добраться. Отец Андрий поехал в город договориться, а ночью чекисты налетели на отряд, окружили и уничтожили. Никому, кроме меня и еще нескольких, не удалось спастись. Я — сотник Отважный из отряда Грозы; пан Роман ознакомил меня с деталями операции. Это я послал телеграмму, отменяющую встречу под Злочным.
— Эта встреча все равно бы не состоялась… — Сливинский скатал хлебный шарик, бросил на пол. — Отец Андрий не нашел меня: был арестован вместе с моим коллегой иа явочной квартире. Мне чудом удалось спастись.
— Что делается, что делается! — насупился Каленчук. — Теряем лучших людей…
У Сливинского мелькнула тревожная мысль.
— А рация? — ужаснулся он. — Рация тоже погибла?
Каленчук гордо улыбнулся:
— Рацию мне посчастливилось спасти. Радист и рация тут, неподалеку от Дрогобыча.
Сливинский повеселел.
— Как вас величать? — спросил он. — Отряда нет, и эти прозвища уже некстати.
— Юхим Каленчук к вашим услугам.
— Прекрасно, пан Каленчук, мне очень приятно с вами познакомиться.
Немного пожевали невкусную закуску, и Сливинский сказал:
— Завтра или послезавтра мы должны отправиться в район Бескид. Следует сразу связаться по радио с руководством и получить инструкции.
