– Даже если ты прав, Себ, – вступил в разговор Гарри, в свою очередь вглядевшись в «Первый блин», – все художники, даже Пикассо, признавались во влиянии на их творчество других мастеров. Так что же повлияло на Джессику?
– Питер Блейк, Фрэнсис Бэкон, а еще она обожает американца по фамилии Ротко[29].
– Впервые слышу об этих людях, – призналась Эмма.
– А они, наверное, не слышали об Эдит Эванс, Джоан Сазерленд или об Ивлине Во[30], которыми вы оба так восторгаетесь.
– Ротко я видел у Гарольда Гинзбурга в кабинете, – сказал Гарри. – По его словам, тот обошелся ему в десять тысяч долларов; помню, я тогда напомнил Гарольду, что это больше моего последнего аванса.
– Нельзя так рассуждать, – сказал Себастьян. – Произведение искусства стоит столько, сколько за него заплатят. Если такова цена твоей книги, почему она должна быть соизмерима со стоимостью картины?
– Банкирское мироощущение, – сказала Эмма. – Не буду напоминать тебе слова Оскара Уайльда о цене и стоимости, поскольку опасаюсь, ты можешь обвинить меня в старомодности.
– Ты не старомодна, мама. – Себастьян приобнял мать. Эмма улыбнулась. – Ты просто безнадежно отстала.
– Признаю только свои сорок, – запротестовала Эмма, переведя взгляд на сына, который смеялся не переставая. – Но неужели это лучшее, на что способна Джессика? – Она снова повернулась к картине.
– Это ее дипломная работа, которая определит, получит ли она место в Королевской академии в сентябре. А может, даже немного заработает на ней.
– Эти картины продаются? – удивился Гарри.
– Еще как. Выставка дипломных работ – первая возможность для многих молодых художников представить свои работы публике.
– Интересно, кто купит такое? – проговорил Гарри, обводя взглядом комнату, стены которой были плотно увешаны картинами маслом, акварелями и рисунками.
– Обожающие родители, полагаю, – сказала Эмма. – Так что нам всем следует купить по одному произведению Джессики, и ты, Себ, не исключение.
– А меня уговаривать не придется, мама. Я вернусь сюда в семь, к началу шоу, с чековой книжкой наготове. Я уже выбрал, что мне нравится, – «Первый блин».
– Весьма щедро с твоей стороны.
– Да ты просто не понимаешь, мама.
– А где же будущая Пикассо? – спросила Эмма, оглядевшись вокруг и пропустив мимо ушей слова сына.
– Со своим дружком, наверное.
– Не знал, что у Джессики есть парень, – проговорил Гарри.
– Вроде бы она собиралась представить его вам сегодня вечером.
– А что за парень, чем занимается?
– Тоже художник.
– Он моложе или старше Джессики? – спросила Эмма.
– Ровесник. Одноклассник, а как художник, по правде говоря, до ее класса недотягивает.
– Остроумно, – сказал Гарри. – А имя у него есть?
– Клайв Бингэм.
– Ты с ним знаком?
– Да, они же почти все время вместе, и я знаю точно, что он минимум раз в неделю делает ей предложение.
– Но она еще слишком молода, чтобы думать о замужестве, – сказала Эмма.
– Вовсе не нужно быть студентом-математиком Кембриджа, мама, чтобы прикинуть: если тебе сорок три, а мне двадцать четыре, тебе было девятнадцать, когда я родился.
– То было совсем другое время.
– Интересно, согласился бы с твоими словами в то «другое время» дедушка.
– В том-то и дело, что согласился. – Эмма взяла Гарри за руку. – Дедуля обожал твоего папу.
– А ты будешь обожать Клайва. Он правда славный парень, и не его вина, что он не бог весть какой художник, как сами видите. – Себастьян повел их через комнату взглянуть на работу Клайва.
Некоторое время Гарри рассматривал «Автопортрет», потом заметил:
– Теперь понимаю, почему ты считаешь, что Джессика так хороша: не верится, что кому-то придет в голову купить это.
– По счастью, у Клайва состоятельные родители, так что проблемой это не станет.
– Но если Джессику никогда не интересовали деньги, а он, похоже, не отягощен талантом, что их влечет друг к другу?
– Поскольку едва ли не каждая студентка на курсе рисовала Клайва хоть раз за последние три года, ясно, что Джессика не единственная, кто считает его красавчиком.
– Если, конечно, он не похож на это. – Эмма повнимательнее всмотрелась в «Автопортрет».
Себастьян рассмеялся:
– Ты сначала посмотри на него, прежде чем судить. Хотя должен предупредить тебя, мама, что с твоими стандартами ты можешь найти его слегка безалаберным и даже неуверенным. Но как мы все знаем, Джесс непременно должна заботиться о каждом заблудшем, попавшемся ей на пути, возможно, потому, что она сама была сиротой.
– Клайв знает, что ее удочерили?
– Конечно. Джессика никогда этого не скрывает. И говорит каждому, кто интересуется. В школе это бонус, что-то вроде почетного знака.
– Они уже живут вместе? – прошептала Эмма.
– Они же оба молодые художники, мама, так что, думаю, вполне возможно.
Гарри засмеялся, а Эмма, похоже, все еще пребывала в шоке.
– Для тебя, мама, это, может быть, и сюрприз, но Джесс двадцать один, она красива и талантлива, и могу сказать тебе, что Клайв не единственный парень, который считает ее исключительной.
– Что ж, мне не терпится познакомиться с ним. И если мы не хотим опоздать на награждение, нам следует пойти переодеться.
– Пока мы не сменили тему, мама, постарайся не быть в этот вечер председателем совета директоров «Пароходства Баррингтонов», потому что это смутит Джессику.
– Но вообще-то, я председатель.
– Только не сегодня вечером, мама. Сегодня ты мама Джессики. Так что, если у тебя есть пара джинсов, желательно старых или потертых, будет замечательно.
– Да нет у меня джинсов, ни старых, ни потертых.
– Ну, тогда надень что-нибудь, что собиралась отдать викарию для благотворительной распродажи.
– Как насчет моей одежки для работы в саду? – спросила Эмма, не скрывая сарказма.
– То, что надо. И какой-нибудь старый-престарый свитер, желательно с дырками на локтях.
– А как, полагаешь, должен для такого случая одеться твой отец?
