Последний мазок оранжевого поблек до ночного пурпура.
Старик прикрыл клетки, чтобы птицы немного вздремнули. Птицы поворчали, потом заснули. Почесав нос, Старый Бейли направился в свою палатку, где достал почерневший котелок, немного воды, морковки и картошки, соль и пару дохлых ощипанных скворцов. Он вышел на крышу, развел в закопченной банке из-под растворимого кофе костерок и как раз ставил вариться похлебку, когда почувствовал, что кто-то наблюдает за ним, укрывшись в тени дымовой трубы.
Схватив большую вилку для поджаривания на огне гренок, он угрожающе взмахнул ею в сторону трубы.
– Кто там?
Из тени выступил маркиз де Карабас и, небрежно поклонившись, сверкнул великолепной белозубой улыбкой. Старый Бейли опустил свою грозную вилку.
– Ах, это ты, – сказал он. – Ну, зачем пожаловал? За птицами? Или за информацией?
Подойдя к костерку, маркиз выловил из похлебки Старого Бейли кусок морковки и с удовольствием начал его жевать.
– Должен признаться, за информацией.
– Ха! – довольно хмыкнул Старый Бейли. – Ну надо же, внезапное возвращение тяги к знанию! – Тут он подался к маркизу: – А что ты мне дашь взамен?
– Что тебе нужно?
– Может, мне следует поступить, как ты? Попросить об услуге – когда-нибудь. Эдакое капиталовложение на будущее. – Старый Бейли усмехнулся.
– В конечном итоге выходит слишком дорого, – без тени юмора ответил маркиз.
Старый Бейли кивнул. Теперь, когда солнце зашло, начинало холодать – и к тому же очень быстро.
– Тогда башмаки. И меховую шапку. – Он осмотрел свои митенки – сплошная дыра, а не перчатки. – И новые митенки. Зима будет просто сволочная.
– Прекрасно. Я их тебе принесу. – Из внутреннего кармана маркиз де Карабас извлек – как фокусник розу из воздуха – черную фигурку зверя, которую забрал из кабинета Портико. – Что ты мне можешь об этом рассказать?
Нацепив на нос очки, Старый Бейли взял у маркиза статуэтку. Она была холодной на ощупь. Сев на короб вентиляции, он повертел обсидиановую фигурку в руках и лишь потом объявил:
– Это Великий Лондонский Зверь.
Маркиз промолчал. Его взгляд нетерпеливо перескакивал с фигурки на Старого Бейли и обратно. А Старый Бейли, упиваясь тем, что подцепил маркиза на крючок и что маркиз об этом знает, продолжил:
– Так вот. Говорят, давно – во время первого короля Карла, того, кто дал себе голову отрубить, дурачина, – еще до пожара и чумы, у Большого рва, где потом построили тюрьму Флит, жил мясник и держал у себя какое-то несчастное существо, которое откармливал к Рождеству. (Одни говорят, это был поросенок, другие – дескать, совсем нет, а третьи – я себя к ним причисляю, – что это вообще неизвестно кто был.) Однажды декабрьской ночью зверь сбежал, угодил во Флитов ров и исчез в сточных канавах. Он питался отбросами и рос… и рос… и рос… становился все злее и опаснее. Время от времени вниз посылали отряды охотников, чтобы с ним разделаться.
Маркиз поджал губы.
– Он, наверное, сдох лет триста назад.
– Такие, как он, слишком злобные, чтобы умереть, – покачал головой Старый Бейли. – Они слишком старые, большие и опасные.
– Я думал, это всего лишь легенда, – вздохнул маркиз. – Как аллигаторы в нью-йоркской канализации.
Старый Бейли с умудренным видом кивнул.
– Ты про этих больших белых шельмецов? Ну да, они там есть, не сумневайся. Повстречав их, один мой друг головы лишился. – Повисло молчание. Старый Бейли отдал маркизу статуэтку, а потом вдруг поднял руки и щелкнул сложенными пальцами по большому на манер крокодиловой пасти перед носом де Карабаса. – Не боись, – усмехнулся он самой страшной, какой только умел, ухмылкой, – у него была запасная.
Маркиз фыркнул, не уверенный, не водит ли его Старый Бейли за нос, сделал неуловимое движение, и статуэтка исчезла в недрах его черного пальто.
– Подожди, – велел Старый Бейли.
Нырнув в свою бурую палатку, он вернулся с серебряным ларчиком, который маркиз оставил ему на хранение в их прошлую встречу. Ларчик он протянул маркизу.
– А как насчет этого? – спросил он. – Ты готов взять его назад? У меня мурашки по коже бегают от того, что он со мной рядом.
Пройдя к краю крыши, маркиз спрыгнул на восемь футов и приземлился на соседнее здание.
– Возьму, когда все закончится, – крикнул он. – Будем надеяться, что тебе не придется его использовать.
Старый Бейли перегнулся через край крыши:
– А как я узнаю, если придется?
– Узнаешь, – отозвался маркиз. – Крысы тебе скажут, что с ним делать.
На том он перемахнул через скат и буквально заскользил вниз по стене, используя уступы и водосточные трубы как опоры для рук и ног.
– Надеюсь, я никогда не узнаю, вот и весь мой вам сказ, – проворчал сам себе Старый Бейли, ибо спящие птицы не могли его слышать. Потом ему в голову пришла ужасная мысль. – Эй! – крикнул он, обращаясь к ночи и Сити. – Не забудь про башмаки и митенки!
Плакаты рекламировали освежающие и укрепляющие солодовые напитки, двухшиллинговые железнодорожные экскурсии на побережье, соленую сельдь, воск для усов и ваксу для штиблет. Это были почерневшие от дыма реликты конца двадцатых или начала тридцатых годов. Ричард смотрел на них, не веря своим глазам.
Станция казалась совершенно заброшенной – Богом забытое место.
– Это действительно станция «Британский музей», – признал Ричард. – Но… но такой станции никогда не было. Это все неправильно.
– Она была закрыта в тридцать третьем и опечатана, – сказала д'Верь.
– Все страньше и страньше, – пробормотал Ричард. Это было все равно что ходить по живой истории. До него доносилось эхо проходящих по соседним туннелям поездов, поднятый ими ветер лохматил волосы. – А еще такие станции есть?
– Около пятидесяти, – сказала Охотник. – Впрочем, не все они доступны. Даже для нас.
В тенях на краю платформы что-то шевельнулось.
– Здравствуйте, – позвала д'Верь. – Как поживаете?
Она присела на корточки. На свет фонаря вышла и понюхала руку д'Вери бурая крыса.
– Спасибо, – весело сказала д'Верь. – Я тоже рада, что и вы живы.
Ричард осторожно придвинулся ближе.
– М-м-м… Д'Верь, ты не могла бы кое-что сказать крысе за меня?
Крыса повернула к нему голову.
– Мисс Усики говорит, что, если тебе есть, что ей сказать, можешь сделать это сам, – объяснила д'Верь.
– Мисс Усики?
Д'Верь пожала плечами.
– Это буквальный перевод. На крысином выходит благозвучнее.
