Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
— Что за человек?
— Его зовут Матос Родригес.
— Первый раз слышу.
— Он музыкант и автор знаменитого танго «Кумпарсита».
— Не знаю такого танго, извините.
— Ничего страшного. Оставим Родригеса… Так где мне найти Глюксманна?
— Он живёт совсем рядом. Выйдем на улицу, я покажу дорогу…
Дом основателя аргентинской звукозаписывающей индустрии Макса Глюксманна, бывшего бедного российского эмигранта, представлял собой двухэтажный особняк, отгороженный кованными узорными решётками от шумной многолюдной улицы. Мне пришлось несколько раз позвонить в колокольчик на воротах, пока вышел то ли дворецкий, то ли слуга, и ни слова не говоря провёл меня внутрь.
В полутёмном зале с роялем и разбросанными повсюду всевозможными музыкальными инструментами, у высокой конторки стоял черноволосый человек с пышными усами и что-то записывал в большую амбарную книгу.
— Минуточку подождите, — безо всякого приветствия и даже не глядя в мою сторону говорит он. — Сейчас я закончу.
Я сажусь на свободный стул и начинаю осматриваться.
— Что принесли? Показывайте. — Хозяин дома уже стоит передо мной и разглядывает меня хитрым оценивающим взглядом. — Не тяните время, я очень занят. Если ноты, то я прямо сейчас просмотрю, а если хотите что-то сами исполнить, то вот музыкальные инструменты перед вами. Хоть скрипка, хоть кларнет или труба, хоть бандонеон…
— Простите, вы, наверное, господин Макс?
— А кто же ещё! Кого вы здесь хотели увидеть? А вы разве не композитор или музыкант?
— Нет.
— Тогда что вы хотели? Только говорите очень быстро, потому что у меня абсолютно нет времени.
— Я разыскиваю одного человека, который непременно должен был посетить вас.
— И кого же?
— Гершона Дубина.
Глюксманн морщится, потом вдруг его лицо светлеет:
— А, вы ищете того чудака… Очень странный человек, но исполняет такую необычную музыку, что я даже не знаю, что ему ответить.
— А в чём она необычная?
— Да всё в нём, и в его музыке необычно. — Глюксманн закуривает тонкую коричневую сигару и садится напротив меня. — Во-первых, он появился у меня и сразу попросил аккордеон. А вы знаете, что это за инструмент?
— Знаю.
— Нет, вы не знаете. Это очень дорогой инструмент, и у нас достать его практически невозможно. Не буду же я специально для него заказывать аккордеон в Германии! Я предложил ему бандонеон, на котором играет большинство наших музыкантов, так он сперва носом начал вертеть, мол, это ему не подходит, но когда я предложил ему удалиться, то взял его в руки и всё-таки заиграл…
— Ну, и что во всём этом странного?
— А вот теперь самое главное. Он стал играть такие необычные вещи, которые я и танго не назвал бы, но что-то в этом всё-таки было. Завораживающее и очень волнующее. Когда я спросил, где он взял такую музыку, то он сказал лишь, что эта музыка будущего. Не правда ли, очень смелое заявление?
Я пожал плечами и решил промолчать. Хоть мне и нравится танго, но лезть в музыкальные дебри не по мне.
— Ваш Гершон просил меня помочь устроиться в какое-нибудь заведение, где он мог бы постоянно музицировать. Притом ни о каких деньгах даже не упоминал. Ну, не чудак?
— И вы ему помогли?
— Конечно. Как я могу оставить без внимания музыканта, которому нужна помощь? К тому же, его музыка такая замечательная. До сих пор в ушах стоит. Он мне пообещал записать её ноты и потом принести…
— И где он сейчас? Как я могу его найти?
— Вечером он выступает в нашем элитном ресторане «Эль Дженераль». Я попросил его хозяина прослушать Гершона. Тот от него тоже остался в полном восторге… Я попрошу своего помощника Хорхе проводить вас туда…
9Время для вечернего выступления в ресторане ещё не наступило. Но музыканты уже находятся на невысокой сцене посреди зала и репетируют. Гершона Добина я узнаю сразу. Он руководит импровизированным оркестром, состоящим из скрипки, гитары и кларнета. Сам он держит в руках некое подобие аккордеона — бандонеон, который, как видно, уже освоил и виртуозно выдавал какие-то щемящие душу звуки. За неимением своего любимого аккордеона, с которым он был неразлучен, Добину пришлось обходиться этим незамысловатым инструментом, наверняка полученным в дар от мецената Глюксманна.
Разговор между музыкантами ведётся на испанском, поэтому мне непонятен, хотя что может быть непонятного на репетиции, когда разучивается новая мелодия? Гершон размахивает руками, пританцовывает в такт музыке, в мгновение ока заводится, если что-то не ладится, а пару раз даже бросался целовать кларнетиста, которому особо удавались какие-то сложные пассажи.
Я присаживаюсь в угол за столик и слежу за музыкантами, а потом постепенно увлекаюсь музыкой и даже постукиваю ногтем по стакану. Это тотчас слышит Гершон, недовольно глядит в мою сторону и манерно грозит пальчиком.
— Извините, — громко говорю ему на иврите.
Он вздрагивает и мгновенно мрачнеет, потом жестом останавливает музыкантов и откладывает бандонеон в сторону.
— Кто вы такой? — Он быстрым шагом подходит ко мне и замирает в двух шагах, сжимая кулаки. — Что вы здесь делаете?
— За вами прибыл. Пора возвращаться.
— Возвращаться? Куда?
— В двадцать первый век, в наш любимый Израиль, к своей жене Тане и дочерям.
— Вы… вы и в самом деле прибыли оттуда?
— Что тут непонятного?
Гершон опускает голову и задумывается. Потом вдруг взрывается и быстро, словно боится, что ему не дадут закончить, говорит:
— Давайте это обсудим позже, а сейчас у меня репетиция. Я не могу всё бросить и идти…
— Хорошо, я подожду вас.
— Я закажу вам пиво или вино. Что вы хотите?
— Мне бы хороший кусок стейка…
Это был первый, пожалуй, полноценный приём пищи со времени моего попадания в эту историю с перемещениями во времени. Стейк оказался потрясающе вкусным. А чай, который мне принесли после него, был настоян на каких-то неизвестных травах, но тоже великолепен. Раньше я никогда в жизни не зацикливался на еде, а тут — старею, что ли? Или превращаюсь в настоящего израильтянина? Осталось только провожать взглядом проходящих женщин и цокать языком, мол, эх бы…
Мне определённо нравится в этом небольшом ресторанчике, где можно слушать хорошую музыку, которая не давит на перепонки и не мешает слушать собеседника. А еда…
Музыканты, тем не менее, всё продолжают и продолжают репетицию, а за окном постепенно темнеет. И вдруг я начинаю понимать, Гершон специально тянет время, и свободного времени перед вечерним выступлением уже не будет. Оставаться до завтрашнего дня я не собираюсь, ведь мне на всё про всё отпущены всего лишь сутки. Как я уже успел проверить, время здесь и в нашем двадцать первом веке течёт одинаково. Сколько проведу здесь, столько пройдёт и там.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 47
