Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Она вновь стучала в эту скрипучую дверь, обитую допотопным дерматином. Ей открыла пожилая женщина, стройная, с волнистыми седыми волосами, забранными назад пластмассовой гребенкой.
– Добрый день, – улыбнулась Дана. – Я завуч в Мишиной школе. А вы его бабушка?
– Да, – низким прокуренным голосом ответила женщина и посторонилась. – Проходите. Обувь можете не снимать. Я еще не мыла.
В комнате сидел Миша и рисовал. Очевидно, это было его единственным любимым занятием и развлечением.
– Здравствуйте, – первым поздоровался Миша и покраснел.
– Здравствуй, Мишенька! – вырвалось у Даны.
Надо взять себя в руки и перейти на официальный тон, подумала Дана и обратилась к Мишиной бабушке.
– Меня зовут Дана Михайловна.
– А меня Софья Прокопьевна. Присаживайтесь вот на этот стул.
В наступившей паузе стало слышно тяжелое астматическое дыхание пожилой женщины. Дана вдруг осознала, что Миша в скором будущем может остаться полным сиротой.
– А вы, собственно, по какому вопросу? – с достоинством спросила Софья Прокопьевна.
– Я? У Миши отставание по математике…
– А-а, понятно. Вы лучше скажите вашей Антонине Георгиевне, чтобы она индивидуально подходила к своим ученикам. У Миши художественные наклонности, талант, можно сказать, а она требует невозможного. Зачем ему пятерка по математике, когда можно и четверкой обойтись?
– Но у него двойка…
– Да?
Под пристальным бабушкиным взглядом Миша сник и отложил карандаш.
– Вот я и хотела позаниматься с ним, чтобы исправить двойку, – заторопилась Дана, проклиная себя за болтливость.
– И где вы будете заниматься, здесь?
– Можно у меня.
– А-а, так это про вас Миша рассказывал? Вы из школы искусств?
– Да.
– Но при чем тогда математика?
– У нас такая политика. Ребенок не должен заниматься искусством в ущерб основной школе.
– Надо же, какая забота, – усмехнулась Софья Прокопьевна.
На Дану напала злость: она еще насмехается, алкоголичка несчастная! Небось минуты считает до того момента, как бросит внука и помчится в винный отдел.
– Софья Прокопьевна, нам бы поговорить тет-а-тет. Пусть внук посидит на лавочке у подъезда.
– Миша, иди погуляй.
Оставшись одни, женщины долго молчали. Дана подыскивала нужные слова, а Софья Прокопьевна безразлично смотрела в окно. На ее отекшем морщинистом лице трудно было прочесть хотя бы что-то, о чем она думала в это время.
– Я закурю, не возражаете? – для проформы спросила она, вынимая из кармана пачку сигарет.
– Пожалуйста.
– Что же вы молчите? – щурясь от дыма, пробасила хозяйка.
– Я ищу подходящие слова, – созналась Дана. – Но лучше прямо. Ведь так?
– Ради бога.
– Мишу скоро заберут в детдом?
– Пусть только попробуют.
– Они и спрашивать не станут.
– А мы уедем.
– Куда, если не секрет?
– Так я вам и сказала.
– Вас все равно найдут. Пойдете за пенсией, и ваша конспирация закончится.
– Хм. А вам-то что за печаль, не пойму? Вы без году неделя завучем, а уже лезете во все дыры.
– Это моя работа.
– Эти, из опеки, которые тут околачиваются, тоже работают. Работнички, кузькина мать!
– Кстати, мне она тоже не понравилась. В зеленом пуховике.
– А-а, Жерякова! Та еще сука! Ничего, господь все видит.
– Софья Прокопьевна, отдайте мне Мишу!
Сердце Даны забилось с такой силой, что она невольно прижала ладонь к левой груди. Так и сидела, ожидая своей участи.
– Что, сердечко шалит? – кивнула на ее руку Мишина бабка.
– Нет, это от волнения.
– У моего мужа тоже сердце слабое было. Умер в сорок шесть лет. И дочь схоронила недавно. А сама вот живу. Никому не нужна, а живу зачем-то.
– А Миша?
– Я ведь пью. Разве вам Жерякова не сказала?
– Сказала. Я усыновлю Мишу. Воспитаю его и дам образование. Возможно, он станет художником.
– Не возможно, а точно станет. Взгляните сюда.
Нагнувшись под стол, Софья Прокопьевна что-то искала в старом чемодане. Выпрямившись, она подала Дане пухлую папку, перетянутую резинкой. В папке лежали Мишины рисунки.
И вновь Дана сделала открытие. Да еще какое! Это были не детские каракули с домиками и солнечным кругом на небе, а вполне зрелые, своеобразные работы, наполненные глубоким смыслом, говорящие о большом предназначении их автора.
Потрясенная, она долго перебирала альбомные листы с изображением людей, животных, природы и космоса.
– Я подумаю над вашим предложением, – услышала она голос хозяйки.
– А? Да, пожалуйста, подумайте. Но я бы очень хотела…
– Он уже замерз. Я позову его домой.
– Можно, я сама?
– Идите. Только не сильно надейтесь. Если я брошу пить, мы прекрасно обойдемся без чужой помощи. Я мечтаю побывать на его первой персональной выставке. Муж у меня был художником в доме культуры, писал афиши и всю жизнь мечтал о выставке. Но не сбылось. А Миша… Он другой. У него получится. Я вижу. Ладно, зовите внука.
* * *
Комнату для проведения музыкально-литературных вечеров отремонтировали довольно быстро. Дана попросила Илзу и Марию помочь ей в мытье двух огромных итальянских окон. Вооружившись ведрами, тряпками и стремянками, они с энтузиазмом взялись за работу.
Стояли солнечные дни, хотя по утрам на земле долго не таял иней. Густая синева высокого неба и освещенные солнцем крыши домов создавали иллюзию бесконечности теплых дней. Но близкая зима уже обдавала своим студеным дыханием, сковывала первым льдом небольшие лужи, гнала на юг припозднившихся перелетных птиц.
Девушки, ободренные и этой синевой, и солнцем, и какими-то своими тайными мечтами, щебетали как те птицы, весело и беззаботно. Кто-то предложил спеть, и они дружно затянули романс Рощина из фильма «Разные судьбы».
Почему ты мне не встретилась, юная, нежная…
Каждая из троих вкладывала в этот романс свой смысл и личный опыт.
Дану немного коробило содержание романса. Перед глазами возникал Шполтаков и плотоядно улыбался.
Тряхнув головой, она прогнала ненавистное видение, и представила Олега. Но и эта картинка не радовала. А вдруг он поет своей Рынкиной: «Ты еще моложе кажешься, если я около»?
С трудом дождавшись окончания романса, она предложила спеть другой, «Глядя на луч пурпурного заката» – любимое произведение Даниного отца.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
