Книга Надсада - Николай Зарубин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
Избушка была еще ладная, вокруг все приспособления для обработки шишки: мельница, да не одна, сайбы, площадка для откидывания ореха. Здесь же небольшой амбар.
Развели костерок. Пили чай, ели сало, отваренное мясо.
— Ну а после приходилось ли тебе встречаться с… девицей? — спросил не без улыбки Степан.
— Н-нет, — покраснел Миша. — Зачем? Я ее вычеркнул из своей жизни.
— И — правильно, сынок. Ежели не складыватся с самого начала, то и нечего огород городить. Хотя быват и наоборот. У меня с бабкой моей Татьяной сразу сложилось, а вот прожили мы чужими друг дружке. У брата моего Данилы не сложилось — война помешала. Нашел он свою зазнобу через тридцать с лишком лет, теперь живут — можно только позавидовать. Твое еще к тебе придет.
— А я и не печалюсь. Поначалу, правда, мучился. Теперь — нет. Теперь я делом хочу заниматься, книгу хочу написать о наших краях, о наших лесах, о наших людях, о нашей удивительной истории.
— И — напишешь. Нутро, чую, у тебя здоровое, правильное. Не сойдешь со своей дороги. Носы-то еще всем утрешь. И девице той…
— Я, Степан Афанасьевич, без обиды живу на свете. Никого не осуждаю: если она не захотела со мной быть, то, значит, не любила. Без любви же она мне не нужна. Так что и жалеть не о чем.
— Добро, — произнес Степан свое излюбленное слово. И к чему произнес — о том не сказал бы и он сам.
Вернулись в поселок как раз к вечернему автобусу. Степан дождался, пока машина отъедет, помахал рукой Мише и побрел домой.
Грусть — легкая и светлая — овладела его сердцем. С отчуждением глядел на постройки по обе стороны улицы, по которой хаживал много лет, молча кивал встречному поселковому люду, думал о своем.
Возле дома стояли «жигули», значит, дочь приехала. Училась она в ординатуре, практику проходила в райцентровской больнице, внук Ваня находился у деда с бабкой в Ануфриеве.
— Вот и деда пришел. Ванечка, вот твой деда…
Ребенок махал ручками, улыбался, подпрыгивал на коленках матери.
— Пришел-пришел, — недовольно ворчала Татьяна. — С уполномоченным по тайге шастал.
— Каким уполномоченным? Сейчас нет никаких уполномоченных, — откликнулась Люба. — Папа, что еще за уполномоченный?
— Да это я так матери сказал, чтоб не приставала.
— Вот, старый, че делат: обманывать меня взялся. Привел в дом, за стол усадил, меня заставил в кути топтаться, ночевать оставил, а утрясь — уметелили оба в тайгу. Ты, доченька, разберись-ка с отцом, че-то, чую, темнит наш дедуля…
— Аче темнить: корреспондент газеты приезжал, антиресуется, как ведутся заготовки и сколь выполосовали кедрача.
— И что же он напишет?
— Че есть, то и напишет.
— Так, папа, ты же против своего зятя выступаешь?
— А ты, дочка, хоть понимать, че он делат с тайгой? Он же разбойник с большой дороги. Я поездил с мужиками в лесосеку, поглядел, че творится… Даже в войну и после нее при заготовках кедровник обходили стороной, а этот все подряд пластат. К моей таежке уже подходят. Ежели счас не остановить, к осени подойдут к зимовью. Ты ж не раз была со мной на участке: вот и представь. И, ежели я буду молчать, он тут все изничтожит.
— Вот паразит старый… Ну и па-ра-зи-ит… Ох-хо-хо-хо-хо-о-о… Люшеньки…
— Перестань, мама, ты не понимаешь, что говоришь. Меру тоже надо знать, — остановила Татьяну дочь.
«Ага, — подумал Степан. — Доченька-то не потеряла разум. Не все, знать, в тебе перевернулось. Добро…»
Прошло дней десять, и в дом Беловых буквально влетел зять Курицин. Подступил с перекошенной от злобы физиономией, водя перед лицом Степана зажатой в руке газетой:
— Ты че это, батя, делаешь? Ты кого вздумал топить? Родного зятя — мужа твоей дочери и отца твоего внука? Да я ж тебя… Я ж…
— Ты мне, фронтовику, угрожать вздумал?.. — в свою очередь медленно пошел на зятя Белов. — Да я тебя отстрелю, как бешеную собаку…
Глаза его заблестели той бесшабашной отвагой, какой сверкали в давние годы молодости.
— Даче ж это деится!.. — всплескивала руками ставшая промеж них Татьяна. — Вы че эт удумали, ошалелые?
Толкнула в грудь зятя, и стоявший в напряженной позе Виктор пошатнулся, едва удержавшись на ногах.
— И ты, тещенька, туда же? — взвизгнул Курицин. — Вот Бог послал родственничков…
Крикнул находящейся здесь же супруге, которая пока что молча наблюдала за разыгравшейся перед нею сценой:
— Собирайся! Ноги здесь нашей больше не будет!..
— Я у себя дома, а ты — иди, — спокойно, с холодной усмешкой отозвалась Люба. — «Жигули» только не трогай — своими ногами иди. Отец деньги на машину, между прочим, тяжелым трудом заработал в той тайге, которую ты сейчас уничтожаешь.
Зять хлопнул дверью и вылетел на улицу. Однако тут же вернулся, крикнул сорвавшимся голосом:
— Меня из-за вас на бюро райкома вызывают!..
— Иди-иди… — замахала на него руками Татьяна. — Старик слов на ветер не бросат, в сам дели пристрелит…
В газете, которой махал Курицин, была напечатана статья под названием: «Народное достояние — под угрозой». Говорилось же в ней вот что:
«Понятна боль старейшего жителя поселка Ануфриево, Героя Советского Союза, пенсионера республиканского значения Степана Афанасьевича Белова. Смолоду он влюбился в удивительные присаянские места, затем бился с фашистами за эту благодатную Сибирскую землю, работал после войны возчиком на леддорогах, потом лесорубом и последние двадцать лет — в кузнице леспромхоза. А как только выдавались свободные деньки, уходил к себе в именную таежку, где много лет, из года в год заготавливал кедровую шишку. И вот сейчас эти уникальные кедровые леса уничтожаются лесозаготовками. Уничтожаются варварски, без соблюдения правил лесозаготовок — только бы побольше древесины дать сверх плана. Зачем, во имя чего? — непонятно. И, как говорит Белов, даже в войну и после нее кедровые леса при заготовках обходили стороной, потому что понимали — кедр питает в тайге все живое, а ценность кедрового дерева многогранна и воистину невосполнима. Это наше общее национальное достояние, и сегодня оно под угрозой полного уничтожения».
Под статьей стояла подпись автора: М. Светлый.
— Кто этот Светлый? — спрашивала Люба у отца.
— Да так, мужчина лет сорока, — схитрил Степан.
— Странно…
— Че странного-то? — будто не понял.
— А — ничего, — отмахнулась дочь. — Надо будет в райцентре зайти в редакцию, переговорить с этим… Светлым.
— Зайди-зайди, дочка, антиресно будет поговорить.
— Зайду, — твердо пообещала Люба.
* * *
Жизнь в Ануфриеве передвигалась в прежнем направлении, однако в стране происходило нечто не совсем понятное, охватившее самые дальние окраины Страны Советов. Молодежь уже никто не зазывал на стройки века, но в открывающиеся повсеместно видеосалоны молодь валила широким стойким потоком. Салоны разрешено было открывать под маркой Центрального комитета комсомола, и на местах секретари, с присущим им азартом и энтузиазмом, принялись за работу. Для их обустройства подходили свободные помещения бань, столовых, клубов, других учреждений общего пользования. Контроль за показом видеопродукции осуществляли все те же комсомольские активисты, а в общем-то все это было отдано на откуп разного рода предприимчивому люду, от которого исходил душок стяжательства, жажды легких денег.
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Надсада - Николай Зарубин», после закрытия браузера.