Под потолком вспыхнули плафоны. Про плафоны и потолок он узнал чуть позже, когда посмотрел вверх. Сначала это было как дождь, как желтый ливень. Егор очутился внутри широкого конуса и посмотрел вверх – и вот тогда уже увидел ряды плафонов. Потом опустил голову и увидел то, в чем сидел. Руки дрогнули, и Егор плюхнулся обратно в емкость.
По поверхности прошла волна, и через противоположный борт выплеснулось немного серой пены – остальная продолжала болтаться внутри квадратного корыта. Двухметровая никелированная ванна пошатывалась в такт.
Вынырнув, Егор вытер ладонями лицо и отогнал от себя ноздреватые хлопья. В темной воде клубился и бродил всякий мусор: куски рыбьих хребтов, острые рыбьи ребра и отдельные лупоглазые зрачки, также рыбьи. Края ванны облепила какая-то подсыхающая дрянь – чешуя, те же глаза и золотистые шкурки. У левого колена качалась крупная зубастая голова. Кажется, от щуки.
– Это что? – С отвращением крикнул Егор.
– Ты не ори, а вылазь и вытирайся, – деловито сказал бородатый.
Он опустился в драное кресло на колесиках и, оттолкнувшись носками, подъехал к длинному столу. На столе стояло штук пять портативных КИБов – для подвала слишком роскошно. О том, что это именно подвал, говорили голые бетонные стены с крошащимися стыками и зелеными разводами под потолком.
Окоченев до судорог, Егор перевалился через кромку и принялся растирать тело какой-то жесткой тряпкой. От тряпки попахивало, но это было уже не страшно. Егор понял, что отмываться ему придется долго и усердно. Вот только попасть бы домой. В электричку с таким амбре могли и не пустить.
Егор подобрал с пола брюки и кофту, сплетенную из толстых, колючих нитей. Вещи были старые и не чистые, но он их все же одел – вплоть до грубых высоких ботинок без шнурков.
– Погоди обуваться. Еще штаны бери. И куртку. Да не стой столбом, делай что-нибудь, шевелись. Отжимайся, это помогает.
Мужчина таращился в маленький откидной монитор, но кнопок не трогал.
Егор послушно напялил все, что ему приготовили, и поежился – у него было такое ощущение, будто его замотали в матрас. Столько одежды сразу он никогда еще не носил. Никто не носил – иначе умер бы от перегрева.
– Что это за место?
– Щас… – сказал бородатый, не отрываясь от экрана. – Грузится больно долго. Нда, ничто не вечно под луной… Скоро системе хана…
Половины из того, что он сказал, Егор не понял.
– «Луной» – это что?
– Под луной-то? Под луной, дружище, это здесь.
Незнакомец, лязгнув колесиками, развернулся и с улыбкой кивнул на заднюю стену.
Сзади было окно. Егору сразу как-то не пришло в голову оглядываться на все четыре стороны – подвал он и есть подвал – но теперь он оглянулся.
Окно было настоящим, не голографическим – с алюминиевой рамой, потемневшими ручками и пыльным стеклом. И видом. Видом из окна. Тоже настоящим.
С высоты шестидесятого или семидесятого этажа открывалась чудовищная картина. Детали Егор заметил позже, а вначале он просто узнал этот пейзаж. Он его помнил – по кошмарным снам про Землю.
– Представляю, чего ты сейчас хочешь, – сказал мужчина. – Но ты не проснешься. Ты больше никогда не проснешься.
– Почему? – Машинально спросил Егор.
– Потому, что ты не уже спишь.
Бородатый поднялся и обхватил Егора за плечи.
– Я должен тебя поздравить. Меня в свое время поздравляли… Не такое уж это счастье – проснуться навсегда, но все же…
Он отстранился и протянул руку.
– Все же поздравляю.
– Угу. С чем? Как я сюда попал-то?
– А вот, – мужчина выпростал из сального рукава один палец и ткнул им в корыто.
Металлическая емкость с рыбой была не обычной помойкой, а чем-то таким… более сложным, что ли. По бокам из-под сопливой плесени торчали мультиштекерные разъемы – возле каждого валялся отстегнутый шнур. Кабели вились по полу, постепенно собираясь в толстый жгут и уходя куда-то за стол с КИБами.
– Я думаю, ты уже понял…
– Как тебя зовут? – Прервал его Егор.
– Меня? Гм… Ну, зови Андреем. Это забавно… Ах, нас же теперь двое, нам общаться надо. Да, зови Андреем. Я – Андрей.
– Очень приятно, – по привычке сказал Егор. – Хотя, не очень… Послушай, я задал конкретный вопрос и хочу получить конкретный ответ. А блевотину рыбную мне показывать не нужно. Блевотины я не видел!
– А это ты видел? – Андрей подтолкнул его ближе к окну и стер со стекла жирную грязь.
Повсюду чернели глыбы мертвого города. Безвкусные прямоугольные дома, целые и полуразрушенные, отбрасывали такие же прямоугольные тени, в которых тонули здания пониже: с выбитыми стеклами, с гигантскими снежными заносами вдоль стен, с колоннами сосулек, подпиравшими балконы и крыши.
Впадины между грудами шлака, бывшие когда-то улицами, пересекались и образовывали сеть пологих оврагов. На перекрестках, где ветер закручивался в бураны, снега было меньше, и из сугробов проступали ржавые кузова автомобилей.
Кроме вьюги, движения в городе не было. Ни огонька в окнах, ни блика фар, ни даже отсвета от костра. Небо темнело, но внизу никто не реагировал. Кажется, там никого и не было, внизу. Хватая последние лучи солнца, поблескивал иней – на всем. К этому всему давно уже никто не прикасался.
– Земля, дружище… Ракеты сюда не летают. И транспортных камер здесь тоже нет… Камеры!.. Камеры внепространственного переноса! – Внезапно расхохотался Андрей. – Что за бред! Ума не приложу, где она их откопала.
– Кто? Кто «она»?
– Система. Пойдем, дружище. У меня для тебя еще кое-что.
– Я тебе не дружище.
– А, ты же у нас Его-ор! Егор Соловьев, да-да, – сказал он со странной издевкой. – Такой же Егор, как я – Андрей… Ну, добро. Егор. Договорились.
Он вернулся к столу и, чуть подвинув крайний КИБ, тюкнул по клавише.
– Знакомо?
На экране поворачивалось трехмерное изображение: дверь, стена телемонитора, опять дверь – в кухонный отсек, рядом проход к туалету. Такие же программы стояли в мебельных магазинах, они помогали оценить интерьер, но в магазинах все было грубо и схематично, а здесь… Перед Егором крутилась его квартира – со всеми подробностями: царапина на обоях, пульт возле кровати, сухая апельсиновая корка в углу…
– Допустим, знакомо, – обронил он.
За кухней на экране проплывало окно, и Андрей, нажав кнопку, остановил вращение.
Вид в нарисованном окне был такой же натуральный, без скидок на упрощенную графику: осязаемо разогретые жилые башни, цветной муравейник из людей и машин и пушистое облачко вдалеке. Егор наблюдал все это каждый день, в течение многих лет – из своего собственного окна.
