— Юр, мне… Я должна сказать тебе.
— Я хочу быть с тобой честной.
— Я полюбила другого человека.
Зазноба
Было время, когда он ходил пешком. Грех в этом не велик — все мы были детьми. Но он стыдился… И, конечно, мечтал. Уже тогда, в те годы — пылкой отроческой порой — он задумывался о ней. Ему повезло: он ее встретил. Как это произошло? Случайно, как и все, что суждено судьбой. Он шел мимо автосалона, и она из-за витрины мигнула ему. Или ему показалось? Как бы то ни было, видел он только ее — сквозь тусклые, со следами грязи, стекла. Он зашел внутрь. Помялся: ухватистый менеджер, в гротескно-коротком галстуке и с папкой в руке, конечно же, не обратит внимания на бедного студента в потертых джинсах и сандалиях на босу ногу… Но — о чудо! — менеджер подошел к нему. Спросил, чуть улыбаясь, какая модель его интересует. Та, что мигнула фарами, хотел ответить он. Или ему показалось? За рулем ведь никого не было. Сверкающих, новых, зовущих, в свете ламп, на подиумах — их было много. Но ему была нужна она. Она одна, — ведь не зря же и она избрала его, выделила из толпы миганьем своих, с поволокой, глаз?
Это была, вероятно, любовь с первого взгляда. Впрочем, он не спрашивал себя почему. Почему, подбирая себе квартиру, мы однажды, едва переступив порог, чувствуем: это наш дом? Почему, отыскивая дубленку, мы узнаем нашу еще до примерки? Он с трепетом согласился сделать пробный заезд, когда менеджер, слегка утомленный ее описанием, экскурсом в ее внутренности, восхвалением ее хода, — предложил сесть за руль. И тут она — или снова почудилось бедному студенту? — вновь мигнула, но не фарами (менеджер отвернулся), а поворотным рубиновым огнем, приглашая. Как уютно было внутри нее! Она словно обнимала невидимой оболочкой ласки; это нельзя было назвать грубым словом «комфорт» — ни эти мягкие сиденья, ни эту гладкую панель, ни податливую ручку передач, ни услужливый руль! Она, мнится, даже — ну и фантазер же ты, студент! — чуть лукаво хохотнула, когда он выжимал сцепление. И — смутилась; с готовностью отозвалась на пожатие педали, мягко тронулась; и потом вела себя до того естественно-невинно, до того порывисто-трогательно — подчинялась малейшему движению руля, готова была лететь от слабейшего нажима на газ, сконфуженно становилась при первой попытке торможения. Это был сон — яркий, незабываемый, мгновенный…
Что испытывал он, расставаясь с ней? Восторг, сожаление, тоску, горечь.
Менеджер, понимая его, не рассердился. Не все могут позволить себе — быть вместе…
Бедный студент вышел; и чувство отчаяния от неспособности обладать ею, чувство унижения от своей несостоятельности — сменилось гневом на себя, потом решимостью.
Что было делать? Он продолжал ходить пешком, стыдясь. Поглядывал изредка на блестящих, только что с конвейера, красавиц, которых вели уверенные и состоятельные. Но — куда им было до нее! В минуты слабости — решимость отступила так же быстро, как и явилась — он пробовал такси. С его точки зрения, это было хуже, чем пешком, но с кем-то он должен был приобретать опыт! И конечно же, каждый день он ходил смотреть на нее, — боясь попасться на глаза менеджеру; и она так же — он не верил зрению! — мигала ему фарой из-под немытого, в грязных потеках, стекла; а то вдруг, казалось, исполнялась какой-то дрожью, и мнилось, что она вот-вот взлетит. Потом она исчезла.
