Старик почувствовал, что у него дрожат колени от волнения. Он рассердился на себя, и поэтому его голос прозвучал грубо и раздраженно.
— Сюда, сюда! — послышался голос Блюменталя.
Мустафа оглянулся и увидел адвоката, стоявшего за стеклянной дверью одного из кафе на углу.
Они расселись за столик, и им поднесли кофе с круассанами.
— В такую погоду я бы предпочел поваляться на диване перед телевизором, а не сидеть тут и не караулить ваших родственников, — поеживаясь, сказал Блюменталь.
— Что? — Мустафа едва не выронил чашку.
— Видите дом на другой стороне, с балконом? Симпатичная постройка восемнадцатого века. Жить там можно, хотя и с трудом. Выше третьего этажа по вечерам пропадает вода. Туалеты, естественно, на лестнице. Отопление практически отсутствует, и в окна дует северный ветер. Классический пример того, где жить нельзя. И несмотря на это, на четвертом этаже этого дома живет Жак Хитарьян. По моим сведениям, он является дальним родственником вашего отца. Я подумал, что вы захотите с ним познакомиться. Я прав?
Мустафа отставил чашку и вытер усы салфеткой. Он не торопился отвечать, ибо вдруг понял, что у него пропало желание встречаться с родственниками отца. Более того, он бы даже постарался избежать этой встречи. И самым постыдным было то, что эта встреча внушала ему страх. Обычный страх, которого он так давно уже не испытывал…
— Я не хожу в дом, куда меня не приглашали, — сказал он после долгого раздумья.
— И правильно, — кивнул Блюменталь. — Потому что для этого и существуют поверенные. Я готов выступить вашим представителем или, если хотите, вашим разведчиком. Изучу обстановку, подготовлю почву. В конце концов, надо хотя бы удостовериться, что владелец квартиры проживает в ней, а не сдает каким-нибудь арабам. Итак, могу ли я выступить в качестве вашего посланника? Или разведка должна произвестись, так сказать, негласно?
— Негласно, — едва смог выдавить Мустафа, потому что у него от волнения пересохло в горле.
Блюменталь встал и посмотрелся в зеркало, поправляя галстук. Забрав у Рустама зонтик, он вышел из кафе, перебежал улицу и скрылся за дверью подъезда.
Таксист вынул мобильник из кармана и положил перед собой.
— Мы с ним все обговорили, — важно заявил он. — Операция «Родня». Заходит под видом представителя Красного Креста. Он там работал, у него осталось удостоверение. Заводит разговор на тему родственников за границей. У армян всегда есть родственники за границей. Постепенно переводит разговор на тему предков. Добирается до поколения двадцатых годов. И если это тот самый человек, то Блюменталь мне звонит. А если мы промахнулись, то он и звонить не станет, просто вернется. Но я уверен, что все будет нормально.
Рустам заказал еще кофе и с довольным видом развалился в кресле. Он принялся рассказывать Мустафе о том, как адвокат Блюменталь помог ему остаться во Франции, помог совершенно бесплатно, просто потому, что они земляки. А земляки — это самые надежные люди… Он говорил и говорил, но его голос доходил до Мустафы как сквозь глухую стену.
«Что я скажу им? — думал Мустафа. — Что я скажу родственникам отца? Где я все это время был? Почему появился так поздно? Почему не искал? Почему не вспоминал о родной матери? Что я скажу им?»
Он вдруг встал и решительно направился к выходу.
— Постой, дядя, он же еще не звонил, — вскинулся Рустам, едва не пролив кофе.
Не отвечая, Мустафа под дождем пересек улицу и остановился у высокой двери с полукруглыми стеклами. Взявшись за бронзовую ручку, позеленевшую по краям, потянул тяжелую дверь на себя и вошел в подъезд.
Зарешеченная дверь привратницкой была приоткрыта, и седая старушка глядела на него поверх газеты.
— Месье?
Он остановился, глядя вверх, в широкий квадратный пролет, опоясанный уходящей в вышину лестницей. С перил свесился курчавый смуглый мальчонка, с любопытством разглядывая Мустафу. Откуда-то доносился звук кларнета, и мелодия была турецкой. Впрочем, Мустафа знал, что армяне считают турецкую музыку своей. Где-то наверху хлопнула дверь, и через пару секунд в воздухе разлился аромат поджаренного чеснока.
— Дядя, погоди, я сначала все узнаю, — запыхавшись, сказал Рустам, вбежав в подъезд. — Постой тут. К таким встречам надо готовиться, а то сердце не выдержит. Даже я волнуюсь, а ты, наверное, вообще сознание можешь потерять. Постой тут.
Он побежал вверх по обшарпанной лестнице.
Консьержка продолжала разглядывать Мустафу поверх газеты. Он отвернулся и увидел небольшую приоткрытую дверцу. Толкнув ее, Мустафа вышел во внутренний дворик. Странно, здесь не было дождя. На сухой выщербленной брусчатке стояла пара чугунных скамеек. Посредине двора был небольшой круглый фонтан, в центре которого возвышалась позеленевшая от старости статуя какой-то античной богини. По бортику фонтана бродил пятнистый котенок, цепляя лапкой свое отражение в воде. Увидев Мустафу, он спрыгнул на брусчатку, задрав хвост, подбежал к нему и притерся тщедушным тельцем к его ноге.
— Ты тоже одинок? — спросил его старик и, наклонившись, погладил пальцем за розовым ушком.
Раньше у него никогда не возникало желания иметь дома кошку или собаку. А сейчас подумалось, что это не такая уж глупая затея. Мустафа поднял котенка и, держа на руках, прошелся по двору. В углу за сухой виноградной лозой он обнаружил небольшую ржавую калитку. За ней оказался темный низкий коридор, пройдя по которому, Мустафа вдруг увидел впереди свет. Он раздвинул ветви сирени и вышел на набережную.
Дождь недавно кончился. На подсыхающем асфальте блестели лужи под лучами солнца, которое пробилось сквозь рваные убегающие облака. Мустафа перешагнул через невысокую оградку газона, на котором оказался, выйдя из дома. Он не узнавал этой улицы. Ему казалось, что, пройдя через двор, он очутился на другом конце Парижа. Однако котенок на руках напомнил ему, что несколько минут назад Мустафа был во дворе дома, где жили его родственники. Да, он там был и должен был с ними встретиться. Но вместо того чтобы вернуться, Мустафа побрел по набережной, подставляя лицо теплым лучам. Котенок мурлыкал у него на руках, пряча мордашку в складки плаща.
Вдоль парапета выстроились букинисты, снимая со своих лотков полиэтиленовые и клеенчатые накидки, которыми укрывали книги от дождя. На другой стороне набережной Мустафа увидел сразу несколько витрин, за которыми стояли аквариумы. Розовые, черные и желтые рыбы повисли в невидимой воде и были похожи на парящих птиц.
Мустафа подошел ближе, почти прижавшись к стеклу.
— В теплые дни они выставляют аквариумы, — сказал сгорбленный старик, оказавшийся рядом. — Выставляют на улицу, и здесь не пройти из-за толпы любителей. Да, на это стоит поглядеть. Десятки аквариумов, и столько разных рыбок! Но теперь надо ждать весны. Холодная вода убивает рыбок. И одиночество, оно страшнее холодной воды. Знаете, месье, если у вас в аквариуме окажется только одна рыбка, она начнет тосковать и может даже умереть от тоски. И знаете, что в таком случае надо сделать? Надо поставить в аквариум зеркало, и она успокоится…
