Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Кроме того, Эгаре открыл для себя дыхание звезд над реками. Сегодня они ярко горят, завтра бледно мерцают, потом опять разгораются. И дело вовсе не в дымке или слабых очках – просто у него теперь было время оторвать взгляд от земли.
Казалось, звезды и в самом деле дышат в каком-то невероятно медленном глубоком ритме. Они дышат и равнодушно взирают на рождение, становление и гибель миров. Некоторые из них видели еще динозавров и неандертальцев, видели, как возводились пирамиды и как Колумб открывал Америку. Земля была для них всего лишь островом, одним из множества островов Вселенной, этого безбрежного Океана, а ее обитатели – микроскопическими букашками…
25
В конце первой недели один бриарский чиновник по секрету сообщил Эгаре, что им совсем необязательно регистрировать свою сезонную торговлю или плыть дальше. Он сам был большим любителем американских триллеров.
– Только в дальнейшем будьте внимательны при выборе стоянки: французская бюрократия по природе своей – бескомпромиссна!
Сделав запасы продовольствия, электропитания, воды, адресов и номеров мобильных телефонов отзывчивых людей, живущих на воде, они вошли в боковой канал Луары. Вскоре по берегам мимо них поплыли замки, густые смолисто-душистые леса и виноградники, где выращивались такие знаменитые сорта, как «сансер-совиньон», «пуйи-фюме» и «пино-нуар».
Чем дальше они продвигались на юг, тем жарче становилось лето. Время от времени им попадались другие суда; на палубах загорали женщины в бикини.
На пойменных лугах ольшаники, кусты ежевики и дикие виноградные лозы сплетались в заколдованные первобытные леса, пронизанные золотисто-зеленым светом, в котором плясали пылинки. Между стволами поблескивала болотная вода, кое-где мелькали ягоды бузины, сквозили кривые буки.
Кунео вытаскивал из журчащей воды одну рыбину за другой, а на длинных плоских песчаных отмелях отдыхали серые цапли, скопы и крачки. Изредка в кустах всплескивали бобры. Это была старая добрая Франция, разворачивавшая перед ними свои прелести, – аппетитная, пьянящая, по-королевски пышная, зеленая и пустынная.
Однажды поздно вечером они бросили якорь у какого-то заросшего заброшенного пастбища. Стояла мертвая тишина. Они были совершенно одни, если не считать двух-трех сычей, время от времени перекликавшихся друг с другом через реку.
После ужина при свечах они вынесли на палубу одеяла и подушки и улеглись трехконечной звездой, голова к голове.
Прямо над ними светлым шлейфом, словно хвост гигантской кометы, протянулся Млечный Путь.
Тишина была оглушительной, а чернильно-синяя бездна ночного неба казалась воронкой, засасывающей их медленно, но верно.
Макс достал из кармана тонкую самокрутку с марихуаной.
– Я решительно протестую… – лениво произнес Жан.
– Есть! Вас понял, капитан. Мне ее дал один голландец, у него не хватило денег на Уэльбека[49].
Макс прикурил косяк.
Кунео принюхался.
– Пахнет как пригоревший шалфей.
Он бережно взял в руку самокрутку и осторожно затянулся:
– Брр! А вкус – как будто елку лизнул!
– Надо вдохнуть поглубже, втянуть дым в легкие и подержать как можно дольше, – посоветовал Макс.
Кунео сделал, как было сказано.
– О Мадонна!.. Клянусь своим фартуком!.. – прохрипел он, чуть не задохнувшись.
Жан, набрав в рот дыма, не торопился затягиваться. Какая-то часть его противилась, опасаясь потери контроля над телом и сознанием. Другая часть, наоборот, жаждала именно этого.
Он все еще был Жаном; в него словно была забита пробка из времени, привычки и застаревшего страха, не дававшая его печали вырваться на волю. Он чувствовал себя переполненным окаменевшими слезами, которые не пропускали внутрь ничего другого.
Он так до сих пор и не признался ни Максу, ни Кунео в том, что женщина, ради которой он обрубил концы своей жизни, давно превратилась в прах.
Как и в том, что его мучил стыд. И что именно стыд был причиной этого безумия. И что он не знал, зачем едет в Боньё, чтó надеется там найти. Мир? Его он вовсе не заслужил.
Ну ладно, еще одна затяжка ему не повредит.
Дым был горячим и едким. На этот раз он затянулся глубоко.
У него появилось чувство, как будто он лежит на дне моря – моря из тяжелого воздуха. Было тихо, как под водой. Даже сычи умолкли.
– Обалдеть – сколько звезд… – пробормотал Кунео заплетающимся языком.
– Наверное, мы летим прямо на небо, – сказал Макс. – Земля – это диск, понимаете?
– Или пицца-салями, – икнув, прибавил Кунео.
Они с Максом расхохотались. Их хохот вспорол речную тишину гулкими раскатами, насмерть перепугав зайчат в зарослях, которые с бешено бьющимися сердцами еще глубже втиснулись в свои гнезда.
Жан кожей ощутил ночную росу. Он не смеялся. Толщи колыхавшегося над ним воздушного моря, казалось, придавили и обездвижили его грудную клетку.
– А какая она была, эта женщина, которую ты ищешь, Кунео? – спросил Макс, когда они успокоились.
– Красивая. Молодая. И очень загорелая, – ответил Кунео.
Он помолчал несколько секунд.
– Вся, по самое… ну, ты понимаешь, по самое что… А там у нее кожа была белая, как сливочный крем.
Он вздохнул:
– И такая же сладкая…
Над ними время от времени вспыхивали и гасли, перечеркнув черное небо, метеориты.
– Глупости любви – самые прекрасные глупости. Вот только платить за них приходится дороже всего… – прошептал Кунео и натянул одеяло до самого подбородка. – Хоть за большие, хоть за маленькие.
Он опять вздохнул:
– Это была всего одна ночь. Виветт была тогда помолвлена. Но, как выяснилось, она только казалась недоступной для мужчин, особенно для таких, как я.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
