— Он убил одного нашего агента. Кестнера разыскивают за пособничество националистам. Во время войны он был одним из тех немецких офицеров, задачей которых было разжигание священной войны против наших войск.
По спине молодой женщины пробежали мурашки.
— Священная война? Что вы хотите этим сказать? — ошеломленно прошептала она.
Стратмор объяснил, что кайзер пытался поддержать восстание мусульман на юге Османской империи, в Месопотамии, в Персии и на других арабских территориях. Конечной целью было распространение в исламских странах — вплоть до Индии — религиозной ненависти и подрыв влияния Британской империи.
— Арабы назвали войну против неверных англичан и французов священной, но с нашей стороны также работали агенты, поддерживающие арабов против притесняющих их турок.
— Не понимаю, — удивилась Роза. — Немцы для них тоже неверные?
— Признаю, были некоторые религиозные ужимки, — откровенно забавляясь, сказал полковник, — но, слава Богу, это было не слишком убедительно. Шииты, как и левантийские арабы, оказались более разборчивыми, что свидетельствует о слабом влиянии халифа на общину верующих.
— Поведение немцев меня не удивляет. Эти коварные люди ни перед чем не останавливаются! Но призывать к священной войне против христиан — полное безумие…
— Именно поэтому я очень хочу поймать Ханса Кестнера.
Британец пристально смотрел на нее своими синими глазами. Роза залпом выпила шампанское и спросила, что он собирается предпринять. Тот с улыбкой ответил, что передаст сведения кому следует. Розу буквально разрывали страх и гордость, она очень хотела верить, что интуиция ее не подвела. Ей бы не хотелось сейчас встретиться с Луи, но это уже не имело значения — она добилась своей цели.
Глава 20
По возвращении в Стамбул Лейла увидела у конака толпу людей. Она опешила. Перед уходом она сказала свекрови, что проведет три дня у кузины Накий, и не ожидала проблем. Тревога значительно усилилась, когда она заметила перед воротами военный автомобиль с британским флагом. Ей пришлось попросить у караульного разрешения войти к себе домой.
В вестибюле ее встретил Али Ага под присмотром солдата. Он дрожащим голосом сообщил, что англичане пришли с приказом об обыске. Гюльбахар-ханым вместе с Перихан удалилась в сад, а Ахмет еще был в школе. Что касается капитана Гарделя, то его судно накануне ушло в Черное море. Француз ничем не мог помочь.
Была нарушена неприкосновенность гаремлика. Лейла ощутила физическую боль при виде военных, топчущих дорогие ковры и беспардонно рыскающих по ящикам шкафов. По паркету стучали тяжелые сапоги. Она с вырывающимся из груди сердцем следовала за солдатами по пятам. В комнате, где скрывался Ханс, по обе стороны пустой кровати стояли двое мужчин. На консоли было несколько пузырьков с йодом и бинты.
— По какому праву вы ворвались в наш дом? — возмутилась Лейла.
— По законному, мадам, — ответил офицер. — По праву розыска преступника.
— Здесь только женщины и дети. Как вы посмели вести себя так в отсутствие моего супруга? Он является секретарем Его Императорского Величества и членом официальной делегации Парижской конференции. Он придет в ярость, узнав, что здесь произошло.
Офицер и бровью не повел. Солдат сообщил ему, что ничего компрометирующего они не нашли. Лейла сильно заволновалась, оставшись наедине с этими людьми.
— Для чего вам эти медикаменты? — спросил офицер.
— Я работаю медсестрой милосердия в военном госпитале.
Он недоверчиво скривился.
— Мы знаем, что вы скрывали раненого иностранца. Где он?
По спине Лейлы пробежал холодок. Слава Богу, что она успела увезти Ханса.
— Не понимаю, кто вам сказал такую глупость. В этой части дома живут лишь мой брат и старый дядюшка.
— А я думал, что здесь живут только женщины и дети, — с насмешкой ответил он, вынимая из кармана записную книжку. — Орхан, сын Рустам Бея, правильно?
Сердце Лейлы так колотилось, что она боялась потерять сознание. Вдруг она услышала в коридоре быстрые шаги, и ей на руки бросилась Перихан. Лейла подняла малышку, та обвила ее шею ручонками. Запыхавшаяся Фериде стояла в дверях.
— Это ваш брат, не так ли? — снова спросил британский офицер.
Не в силах вымолвить ни слова, Лейла кивнула.
— Мы только что его арестовали. Мы подержим его до допроса. Возможно, он будет более расположен к сотрудничеству, чем вы.
— Но это абсурд! Мой брат ничего не сделал. Он же студент!
Офицер скривился в улыбке.
— Это вовсе не является гарантией хорошего поведения… В наше время мы не доверяем ни студентам, ни женщинам.
Они покинули комнату, и, пока спускались по лестнице, Лейла умоляла офицера сказать, куда увели Орхана, но британец молчал. Солдаты через несколько минут исчезли, оставив двери нараспашку и разбросанные подушки. На душе было гадко. Лейлу трясло. По-прежнему держа на руках Перихан, женщина опустилась на ступеньки.
— Мамочка, тебе плохо? — спросила девочка, поглаживая ее по щеке.
Лейла начала ее укачивать — скорее, чтобы успокоить себя, а не дочь. Что теперь делать? Орхан попался случайно или его выдали властям? В отсутствие Луи Гарделя на помощь рассчитывать нечего. Она должна как можно скорее предупредить Рахми-бея. Только дядя Гюркана знал, что делать.
Она попыталась успокоить Фериде, которая со слезами умоляла ее пойти к свекрови, но у Лейлы не было желания выслушивать капризные замечания Гюльбахар-ханым. Молодая женщина решила действовать. Она покрыла поцелуями личико дочери и пообещала скоро вернуться.
Лейла помчалась к воротам. Британских офицеров и след простыл. Обычно они не разгуливали по Стамбулу в тех районах, где им не были рады. Их появление здесь свидетельствовало том, что Ханс имел для них огромное значение.
Из-за зеленых верхушек платанов и кипарисов едва выглядывали купола и минареты беломраморных мечетей. В беседках, увитых виноградом, мужчины в тюрбанах курили наргиле, перебирая четки. Но эта беспечность была обманчива. Лейла знала, что за ней следят с того самого момента, как она сошла с парохода. Женщины проницательнее мужчин. Ее манера завязывать черную вуаль рассказала местным, что дама, спешащая по мостовой, очевидно из другого квартала. Поговаривали, что здешние благочестивые кумушки нападали на приезжих женщин, якобы недостойно одетых. Здесь до сих пор придерживались хиджры[49], а не европейского календаря и не приветствовали ни европейских книг, ни иллюстрированных журналов. В этом священном месте султаны пристегивали к поясу саблю Магомета при восшествии на престол, великие усопшие покоились в могилах под полуразрушенными памятниками с каменными тюрбанами.
