— Мне позарез нужна волына! — с ходу беру быка за рога.
Его тощая морда приобретает невинное выражение школьника высадившего футбольным мечом соседское окно. После секундного замешательства, он делает заявление, в которое мне трудно не поверить:
— Ты пришел не по адресу. Я стволами не торгую!
— Знаю, поэтому ты меня отведешь к тому, кто ими торгует.
Делая вид, что размышляет, он скребет башку, засыпая перхотью полосы видавшего еще первую мировую войну махрового халата. Он знает, что если мне что-то нужно, то я от него не отстану.
— Так и быть. Тебе я помогу, по старой дружбе. Забегай ко мне дней эдак через пять… Да, через пять. А я пока наведу справки.
— Ты не догоняешь, Липкий, у меня нет пяти дней. У меня даже и одного дня нет, поэтому волына мне нужна сейчас! И без нее я не уйду! Так что, давай, шевели извилинами.
— Сейчас, говоришь… Ладно, попробую. Только надо далеко ехать… За город… Километров с двадцать.
— За город так за город. Одевайся.
Пока Липкий без всякого энтузиазма напяливает шмотки для выхода, я вызываю такси. Мы уходим, забыв попрощаться с девицей.
Все дорогу, до нужного нам места, я дрыхну и прихожу в себя только тогда, когда костлявые пальцы Липко тыкают мне в бок.
— Открывай зенки, приехали!
Я расплачиваюсь и прошу водилу дожидаться. Он радостно кивает головой. В такую пору и в таком месте других пассажиров ему все равно не найти.
Ближайшее к нам строение — низкий одноэтажный домишко с правой стороны дороги. К нему и направляемся.
Липкий долго колотит носком своего ботинка в оббитые изодранным дермантином двери, пока сим-сим не открывается.
Обитатель хибары чем-то напоминает мне моего спутника. Только разве что на пару десятков лет постарше. У него такая же желтая, потрескавшаяся кожа, худой и колючий подбородок, настороженный, бегающий взгляд. Это уже почти старик.
Узнав в одном из пришедших своего товарища по оружию, он встает в сторону от двери и мы оказываемся в грязном, захламленном помещении, служащем хозяину прихожей. Пахнет сигаретными окурками, заношенными носками и прокисшим супом.
Липко сообщает о цели нашего визита. Старичок изучающе смотрит сначала на меня, потом на Липкого. Тот кивает, что видимо, являться подтверждением моей благонадежности. Далее, ни слова не говоря, напяливает телогрейку и выходит, хочу надеяться, что к своему арсеналу, оставляя нас одних. В ожидании мы продвигаемся дальше в комнату, такую же загаженную, как и предбанник. Она сплошь завалена грязными тряпками и прочим хламом о назначении которого можно догадаться, лишь обладая известной долей фантазии.
Во всем этом бардаке, только одна вещь смотрится не совсем обычно. Это персональный компьютер с широкоэкранным монитором. Возвышаясь на некогда полированном, а теперь донельзя облупленном столе, среди немытых тарелок, набросанных бычков, книг с оторванными переплетами, он смотрится так, как должен был смотреться трамвай на городских улицах времен Петра I и гетмана Мазепы. Из любопытства я дергаю мышкой. Экран загорается, и я вижу, что дедка в ожидании покупателей, коротает время в Интернете.
— Он не любит, когда трогают его вещи, — предупреждающе замечает Липко.
— Он еще долго? — интересуюсь я, потому что от здешней атмосферы у меня начинает болеть голова. Если бы я знал, я бы захватил с собой противогаз или, на худой конец, марлевую повязку.
Скоро, к великому облегчению, появляется хозяин. Телогрейка его испачкана пылью, а с оставшихся в наличии волос свисают ниточки паутины. Он протягивает мне револьвер, который я тщательно осматриваю.
Это старый, добрый и проверенный в делах наган. Оружие надежное, не спорю. Спуск, правда, как и у всех револьверов тяжеловат, но это не страшно — я не дистрофик. Нажму уж как-нибудь на курок. Состояния пушки превосходное. Между ручкой и барабаном замечаю потемневшую от времени и окиси небольшую латунную пластинку, с выгравированными на ней буквами. Подношу поближе к глазам и читаю «Чекисту Пакину за отличную службу. 21.12.37 г.». Это ж прям экспонат для музея!
Я задумываюсь. Где, хотелось бы знать, теперь этот чекист Пакин? И чем он таким отличился, что даже именным оружием был награжден? Двадцать первого декабря, под самый новый год. Впрочем, гадать не приходится: ясно, чем мог отличится чекист в те годы. Может умел мастерски выбивать показания. Или даже проще: спрятавшись в специальной кабинке, он стрелял приговоренным в затылок. Может даже из этого самого нагана. От представленной картины, мне вдруг становиться жутко, я кладу револьвер на стол и инстинктивно смотрю на свою руку, как бы боясь увидеть на ней кровь.
— А другого нет? — спрашиваю я у старикана.
— А этот чем тебя не устраивает? — удивляется продавец.
Я объясняю ему, что уж больно из неподходящей эпохи его пушка.
— А у нас, сынок, все эпохи неподходящие, — улыбается дедок. — Что тогда, что сейчас, что пятьсот лет назад. А тридцать седьмой, если хочешь знать, может даже был самым справедливым за последние сто лет. Годом возмездия. Многие гады тогда под топор пошли… Вот тем, кто пришел им на смену, тем, подфартило больше… Вместо пули, они получили дачи, персональные машины и возможность на старости лет мемуары писать… Вот так то.
— А ты, как я смотрю, философ.
— Есть маленько. Кхе… кхе… Ну что, берешь музыку? Или будем прощаться?
— Не подведет?
— Да ты что?! Я за базар отвечаю. Вот он может подтвердить, — старик кивает в сторону Липкого.
— Патроны есть?
— Тридцать штук. Хватит? Но за них платить будешь отдельно.
Оплатив покупку, мы возвращаемся в город. На прощание спрашиваю Липко:
— А тебе я сколько должен, Липкий?
— Я же говорил, я не торгую оружием, — отвечает он, не прощаясь, поворачивается ко мне спиной и исчезает в подъезде многоэтажки.
Я остаюсь один с новой пушкой, с новыми патронами и со своими старыми проблемами.
Глава 9
Прежде чем тронуться дальше набираю Павла и узнаю, что с пистолетом из пельменной пачки все как я и предполагал. Теперь, чтобы его найти, надо будет сначала высушить реку.
Уже поздно, часы показывают девять вечера, но я еще захожу домой.
В специальной амбарной книге, куда я заношу самую разнообразную информацию, нахожу адрес Харина, а потом усаживаюсь сочинять заявление в милицию, о том, что некий Лысков Сергей Николаевич, гуляя по вечернему городу, нашел на дороге револьвер — одну штуку, и патроны — тридцать штук и все это богатство, он, как и полагается законопослушному гражданину, собирается сдать куда следует. Конечно, никого я этой лапшой не обману, но выпутаться это при случае поможет. Береженного Бог бережет.
