Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Мультикультурное осознание порождает тип сознания, которое может действовать в различных национальных и социальных средах и контекстах без предвзятых суждений. Это не означает, что суждений вовсе не делается, но, скорее, что суждения выносятся на базе анализа и исследования, а не на основе мгновенных проекций.
Сегодня американцы, и северные, и южные, – это гигантские культурные контейнеры для населения всех частей света. За вторжением исследователей и колонистов из Европы последовал импорт огромного количества африканского населения во времена рабства, затем – иммиграция азиатских народов в годы экспансии и развития, и далее – массовые миграции и иммиграции последних двух столетий. Америка – единственное место на земле, где множество народов сейчас живут вместе под единым флагом, приобретя схожую национальную идентичность. И сегодняшняя конфронтация и взаимодействие между Севером и Югом в Америке увеличивает жар в этих контейнерах и воздействует на предстоящий процесс интеграции еще сильнее.
В результате сознание, рождающееся на этих колонизированных континентах, может стать предвестником будущего, тем типом сознания, которое все больше и больше будет востребовано во всем мире. С ним рука об руку идет концепция человека – гражданина мира, где бы ему ни довелось жить или родиться. Парадоксально, но силы, управляющие массовыми движениями коллективизма и гомогенизации, порождают также глобальные условия к тому, чтобы индивидуальный человек получал более адекватное уважение и поощрение. В этом отношении рождается новый мир, дающий возможность для индивидуации.
Другой чертой сознания, проявляющейся из взаимодействия между Севером и Югом, является острое понимание эксплуатации природы и народов, населявших эти земли за тысячелетия до прибытия европейских исследователей и колонистов. Поскольку силы глобализации и модернизации толкают людей все дальше, в глубину тропических лесов и иных диких и неокультуренных регионов, растет сознание хрупкости глобальной среды, жестокой эксплуатации и уничтожения тех немногочисленных людей, которые все еще живут на этих неприрученных землях. Драматическая природа изменений, произошедших в природном мире в столь краткое время, подняла горячий вопрос: как долго еще может это продолжаться без нанесения непоправимого вреда планете как целому?
Обнаружение ранее неизвестных аборигенов и растущее осознание кризиса окружающей среды ведут, как я верю, культуры Северной и Южной Америки к более глубокой связи с коллективным бессознательным и anima mundi.[192]Появляется экологическое сознание, эхом отражающее некоторые мифы о Великой Матери.[193]Но это не столько культурная регрессия к дотехнологическому состоянию идентичности с миром, воспламененная образами рая, сколько движение, которое может повести сознание дальше, к идентификации с человеком как частью сети, формирующей планетарное единство. Отделение (separatio) от природы, достигнутое за тысячелетия психологического развития,[194]будет тогда замещено (или лучше сказать – превзойдено) новым уровнем союза (coniunctio) между разлученными полюсами полярности «человек – природа». Это может мотивировать людей на использование технологий по-новому. Поскольку технология, возможно, является величайшим достижением человеческого сознания, она не может быть просто отброшена из-за экологического сознания. Само это сознание – продукт науки и техники (технологии). Наука – ключ к обретению сознания того, что происходит с землей, и технология, которая есть практическое применение науки, может быть направлена на поиск решений, а не только на углубление кризисов. Как инструменты в руках более сознательных людей, наука и технология – это не цель, но средство заботы об окружающей среде, ее защита, средство относиться ко всей планете более здоровым и ответственным способом.
Как юнгианские аналитики, мы, каждый из нас, осознаем сомнения и тревоги, выпадающие на долю человека, находящегося в процессе индивидуации. Кажущийся хаос и огромная неопределенность сопровождают психологическое путешествие, толкающее к новой интеграции и к большему сознанию. Принцип индивидуации, применимый к международным ценностям, призывает к диалогу между противоположными и противоречащими друг другу позициями, и в этом процессе есть полоса сомнений и периодов отчаяния. Поскольку четкая и традиционная позиция релятивизируется, культурная идентичность дестабилизируется. В международных делах нет никакой контролирующей власти, ответственной за этот процесс, его центр виртуален и невидим.
Процесс индивидуации требует поставить под вопрос самые дорогие, взлелеянные в культуре, не ставящиеся под сомнение факты и бережно сохраняемые убеждения. Он означает способность человека отторгнуть более ранние отождествления и стать открытым для исследования неизвестного и зачастую противоположного (separatio на внутреннем уровне). Кроме того, необходимы открытое отношение к «чуждому другому» и желание вступить в диалог с этим чужеродным элементом (coniunctio). Это призывает к интеграции чужеродного элемента в себе – вытесненного, теневого, пугающего и забытого.
Политика, базирующаяся на модели индивидуации, должна включать в себя различия без их демонизации и осуждения как плохих, когда речь идет попросту о разнице. Ее цель – одновременно умение различать и интеграция, что означает удерживание того, что уже определено и присутствует в настоящем, и присоединение к этому других, отличных элементов для формирования нового единства под стягом нового символа.
В этих попытках Северная и Южная Америки нуждаются друг в друге. Из диалектической игры между этими двумя культурами вырастает движение по направлению к большей культурной целостности для обеих сторон.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
