Немудрено, что мужчина с такими нравственными установками искал женщину западного типа, хотя по традиции шел к гейше. Но и сами гейши знали, зачем теперь приходят к ним такие клиенты. Среди девушек всегда находились те, кого в Ёсиваре причислили бы к дзёро, но сейчас они считались просто развратными «иностранками»: «Такие женщины бывают только на Западе. Чем-то Кикутиё в точности напоминала западных проституток из тех, что ночь напролет веселятся, сидя нагими на коленях у мужчин с бокалом шампанского в руках.
Если взяться за перечисление особых достоинств Кикутиё, то первым будет белизна кожи. Среди японок это редкость, и лишь у таких вот белокожих все тело может залить ни с чем не сравнимый нежно-розовый румянец.
Ну а вторым достоинством Кикутиё была ее полнота. В просторечии ее назвали бы “сбитой пампушкой” — ни слишком рыхлая, ни слишком плотная, как раз в меру. Ее нежное полное тело обладало удивительной упругостью, а в любовных объятиях оно словно само скользило в руки мужчины и притягивалось к нему, не оставляя ни малейшей щелочки. <...> На самом деле Кикутиё, когда ее обнимали, от удовольствия непрестанно извивалась всем своим небольшим телом. И каждый миг мужчина испытывал новые ощущения, как будто каждое следующее мгновенье с ним была совсем другая женщина.
Манера держаться была третьим достоинством Кикутиё. Она была необычная гейша, и, будь то дневной свет или свет фонаря, она не пугалась и не смущалась, как все японские женщины. Если мужчина искал близости с ней еще прежде, чем была приготовлена постель, она вела себя столь же бесстыдно, как если бы стояла глубокая ночь и все вокруг уже уснули. Постельные принадлежности, а тем более ночная одежда служили, в представлении Кикутиё, лишь для защиты от холода, но отнюдь не для прикрытия наготы. <...>
Четвертой особенностью, отличавшей Кикутиё от остальных гейш, была ее речь — разговоры, которые она вела в постели, порой вступая с гостем в перепалку. <...>
Она вела оживленные беседы лишь о себе самой. Правда, ни одной складной истории от нее никто не слышал. Все рассказы всегда сводились к мужчинам, к тому, как они с ней забавлялись»[83].
В этом описании заметна причудливая смесь западных и восточных нравов, которые, кажется, тогда еще не имели таких различий, как сегодня. Японская гейша шокирует клиента по-западному откровенной своей наготой, но он готов атаковать ее, по-западному же доказывая сам себе свою силу и смелость. Ее первым достоинством автор называет цвет кожи — то же самое, что и во времена Сайкаку, но теперь это считается признаком не японского, а европейского благородства. И сами гейши все чаще поглядывают через плечо своих мужчин на Запад, с трудом удерживаясь, чтобы не облизать острым язычком ярко накрашенные губы.
Мечты сбываются: из золушек в принцессы и обратно
Любая гейша всегда мечтала о богатстве и возлюбленном. Собственно, возлюбленный и должен был это богатство предоставить, чтобы выкупить гейшу из дома, которому она принадлежала. То есть каждая гейша по сути своей — Золушка, с той лишь разницей, что Золушка умела выполнять только черную работу по дому, а гейши — прекрасно образованные в самых разных областях, интеллигентные, воспитанные девушки с навыками профессиональных психологов. Разве этим они заслужили счастье меньше, чем сказочная героиня?
Сегодня мир знает больше всего о счастье гейши Саюри — той самой «мемуарной» Ивасаки Минэко, но гейшам везло и до нее. А с началом XX века начались и первые случаи отъезда гейш за границу — их возлюбленными стали богатые и знатные иностранцы. Самая яркая история произошла с гейшей О-Юми из киотского квартала Гион. Представитель американской олигархической семьи Морганов Джордж Морган познакомился с ней в 1902 году на фестивале «Мияко Одори» в Театре гейш в Киото и сразу влюбился в нее. О-Юми имела совершенно иные планы, да и внешне белые гайдзины тогда еще не считались привлекательными для японских девушек, и она вежливо, но решительно отказала Моргану. Американец принялся настойчиво ухаживать и даже взялся за японский язык, но гейша была непреклонна. Более того, ходили слухи, что ее собственный любовный роман с одним студентом близится к тому, чтобы завершиться двойным самоубийством. Парень нуждался в деньгах, он не мог выкупить О-Юми, и терраса Храма Киёмидзу уже поджидала их, чтобы сбросить молодые тела вниз.
Однако не зря говорят, что японские женщины стократ хитрее мужчин, да и в любви куда искушеннее. О-Юми решила принять предложение Моргана и стала его официальной любовницей, передав все деньги, полученные за согласие, своему возлюбленному студенту. Спустя год спасенный любовник успешно окончил университет и... уехал из Киото, даже не попрощавшись с О-Юми.
После того как несчастная девушка пришла в себя, она по-новому взглянула на всю эту историю и на самого Моргана. После некоторых раздумий она приняла его предложение руки и сердца. Чтобы сочетаться законным браком с любимой, Морган выкупил ее у хозяйки за громадную сумму — 40 тысяч иен, но и О-Юми вынуждена была отказаться от японского гражданства — общество презирало ее за то, что она стала женой «белого варвара».
Морган и О-Юми поженились в начале 1904 года, в разгар милитаристских настроений в Японии, и предпочли сразу уехать в Нью-Йорк. Но тут уже клан Морганов, а также их «коллеги-миллионеры» встретили молодоженов холодным презрением и подвергли обструкции. Не нашедшие понимания ни в Киото, ни в Нью-Йорке, Джордж и О-Юми вынуждены были уехать в Париж, где они наконец обрели свое счастье — на девять лет. С началом мировой войны Моргану пришлось вернуться в Нью-Йорк. Он рвался обратно, к О-Юми, но так и не смог до нее добраться — умер от инфаркта по дороге к жене.
О-Юми стала наследницей состояния Морганов и переехала в Нью-Йорк. Как ни странно, разыгравшаяся драма подействовала на воображение высшего американского света, и жизнь бывшей гейши протекала теперь вполне спокойно. Она занималась своим домом, много играла на фортепьяно, которое сопровождало ее в долгих переездах по всему миру, покровительствовала выставкам японского искусства в Америке. О-Юми пережила и Вторую мировую войну, в которой новая ее родина победила старую, сбросив на ту сотни тысяч обычных бомб и две атомные, добилась возвращения ей японского гражданства и вернулась в Киото, чтобы умереть на родине.
Почти одновременно с О-Юми скончалась еще одна великая гейша современности — О-Кои. Будущая звезда родилась в 1870 году и была отдана в чайный дом в возрасте четырех лет — ее семья очень нуждалась и не могла прокормить малышку. Когда О-Кои исполнилось тринадцать, она стала токийской гейшей из района Симбаси и вскоре завоевала признание как красивая, тактичная, умная и веселая «искусница».
Еще через пять лет О-Кои по собственному желанию стала наложницей немолодого завсегдатая чайного дома Омудзи, где она тогда работала. Теперь она превратилась в хозяйку собственного дома и даже смогла выкупить долги своих приемных родителей, которые к тому времени разорились. Слава О-Кои росла с каждым днем — она была лучшей, самой эротичной и самой недоступной гейшей Симбаси.
